Сокрытые в веках - Ирина Лазарева

– Вероятно, точно так же начинался всемирный потоп, – заметила Мари, – о такой погоде говорят: «Разверзлись хляби небесные».

Метта запустила длинные пальцы в густые волосы Маруфа.

– Не мешало бы тебя причесать. – Она достала из сумки большой гребень из слоновой кости, отделанный серебром, один из тех, что накупил Маруф в Париже.

– Посмотри, Рене, – сказала Мари, – у Маруфа волосы всего за несколько дней отрасли до плеч.

– Может, это энергия Метты на него так подействовала, – ответил Рене, глядя, как усилиями девушки спутанная копна волос выздоравливающего превращается в блестящий темно-каштановый шелк.

Маруф сидел, закрыв глаза, блаженно отдаваясь нежной заботе дорогих пальчиков.

– У него вид прямо как у сытого льва, – обратился Доменг к Андрею вполголоса, однако резонанс пещеры делал каждое слово четким и объемным. – Наверно, вот так он сидит дома, в своем серале, утопая в золоченых подушках, – кругом красивые танцовщицы, молодые жены с глазами газели, все ему угождают, ублажают. Я бы от такой жизни тоже не отказался. Поманишь пальцем – и любая твоя. Разве не так, Маруф?

– Угу, – не открывая глаз, отозвался тот, видимо, не вникая в суть сказанного.

– Ты что, спятил? – испуганно зашипел Андрей, толкая парня плечом. – Ты соображаешь, что несешь?

Мари и Рене перестали писать и осуждающе нахмурились, обратив в сторону Доменга строгие лица. Гребень в волосах Маруфа замедлил скольжение и скоро окончательно замер. Метта поднялась с колен и вышла из пещеры под дождь. Маруф открыл затуманенные негой глаза и, увидев вокруг напряженные лица, только теперь постиг смысл прозвучавших слов. Вскочив как ужаленный, он рванулся к выходу и исчез в пелене дождя.

– Как ты можешь быть таким бессердечным?! – рассердилась Мари. – Ты хоть понял, кого больше обидел?

Невоздержанному на язык юноше сделалось худо.

– Ты не мог мне вовремя заткнуть рот? – напустился он на Андрея. – Не знаешь, что я дурак набитый, осел, кретин, жалкий недоумок!

– Тебя заткнешь! Ты моментально выпаливаешь все, что взбредет на ум.

Через полчаса вернулся Маруф, так и найдя Метту. Вода лила с него ручьями, расчесанные недавно с любовью волосы превратились в сплошной журчащий водопад.

Он с ходу надвинулся на Доменга:

– Ну все, сейчас я тебя буду бить.

– Не надо меня бить! – заголосил юноша и запетлял, как заяц, уворачиваясь от настигающего возмездия. – Я не хотел, честное слово. Я сам все исправлю! – и вынесся вон.

Маруф сел на камень, с горечью глядя в пол, но через минуту встал и последовал за Доменгом.

– Метта напрасно расстраивается, – нарушил тишину Андрей. – Он сказал мне, что не собирается возвращаться домой.

– Вот уж не думала, что мы станем свидетелями столь бурной страсти, – подала голос Мари. – Молодой, преуспевающий мужчина бросает все, хотя может рассчитывать лишь на платоническую любовь.

– Насколько я понял, любовь к Метте не единственная причина, – внес ясность Андрей. – По всей видимости, в душе он давно стал сродни драконам и не может больше жить среди людей.

– Я сам думал об этом, – согласился Рене. – Метта и на нас с Доменгом оказала ощутимое воздействие, но на него сил она затратила неизмеримо больше. Очевидно, что после длительного общения с драконом, человек не может оставаться прежним.

Доменг тем временем бежал вдоль линии прибоя под проливным дождем, рискуя быть смытым громадами волн, которые с ревом и брызгами обрушивались на берег. Сквозь потоки ливня нельзя было ничего разглядеть, лишь вздымались в стороне туманной стеной утесы. Преодолев еще метров сто, юноша различил впереди неясный силуэт, похожий на человеческую фигуру. Это и вправду была Метта. Она сидела на камнях, не шевелясь, прямая, как статуя, обдаваемая пеной и соленой морской водой, и непонятно было, дождь ли струится по ее щекам или слезы. Доменг упал с ней рядом на пузырящуюся гальку и закричал, перекрывая шум дождя и волн:

– Прости меня, Метта, ты слышишь? Посмотри на меня. Это неправда, я сам все выдумал. Ему никто не нужен, кроме тебя. Он всегда так говорил!

Она не двигалась и словно находилась во власти страшных сновидений, глядя расширенными глазами в бушующее море, но видела лишь свое безрадостное будущее, бесплодную одинокую жизнь существа, которому отказано в праве на любовь и на счастье. В груди у нее все заледенело, отчаяние и скорбь объяли душу.

Доменг поднял ее с земли, и она безропотно дала себя увести. На полпути к пещере из дождевой завесы вынырнул Маруф и, увидев девушку, обхватил и прижал ее к себе. Доменг, зябко съежившись, отправился вперед, а они молча стояли посреди круговерти беснующейся водной стихии и не слышали завывания ветра, стонов елей на скалах, не ощущали ударов тяжелых капель по лицу, и как море обнимало их колени. Они загляделись друг на друга и забыли обо всем на свете.

Когда наконец влюбленные вернулись в убежище, взволнованные друзья подступили к ним с полотенцами. Мари увлекла Метту в дальний угол и заставила сменить одежду. О Доменге все забыли. Он сиротливо притулился у стены, сидя на корточках, обхватив себя руками, и трясся от холода. Маруф, сам промокший до нитки, подошел к нему, стянул с него влажную рубашку, энергично растер его полотенцем и завернул в одеяло.

– Ты больше не сердишься? – спросил юноша, клацая зубами и потерянно глядя в темные глаза, окруженные лучами мокрых ресниц.

– Отдубасить тебя я всегда успею. – Маруф потрепал его рукой по волосам. – А сейчас снимай все остальное, надень что-нибудь теплое – и в постель. Да поживее, а то, не ровен час, опять осерчаю, – и пошел переодеваться.

Скоро Доменг пригрелся и уснул. Метта и Маруф забились в свой угол и тихо разговаривали.

– Это правда, что у тебя несколько жен? – спросила она, пытаясь высвободить руки из его ладоней.

– Правда, – ответил тот, и не думая ее отпускать.

– И красивые девушки для тебя танцуют?

– Еще какие красивые! – Он привлек ее к себе.

– Не слишком ли ты здесь задержался? Погостил – пора и честь знать, – отвернулась она, прогибаясь в кольце его рук.

– А я не собираюсь никуда уезжать! – заявил он. – Если хочешь меня отсюда выгнать, предупреждаю заранее – у тебя ничего не выйдет.

– Совсем ничего?

– Даже не пытайся. Ты меня знаешь.

– Это сущее безумие, – прошептала она, пряча вспыхнувшее счастьем лицо у него на груди.

– Что ж, значит, я безумец, – нежно сказал он, прижимаясь щекой к ее непросохшим волосам, – и предпочитаю оставаться в этом качестве.

К вечеру распогодилось. Дождь утих, в разрывах клубящихся туч засветились редкие голубые звезды. Ночь прошла спокойно, а новый день ознаменовался безоблачным синим небом, приветливым морем и легким ветерком, напоенным благоуханием трав, листьев и испарениями влажной земли. Истомившись вынужденным бездействием, члены отряда высыпали из пещеры и с удвоенной энергией заплескались в невысоких, подернутых солнечной рябью волнах.