Святая простота. Рассказы о праведниках - Владимир Михайлович Зоберн

но на народные гуляния смотрел уже иначе. С этого времени между дедом и внуком завязалась тесная дружба. Митя часто просил его рассказать что-нибудь из своей жизни.

Однажды сын трактирщика, товарищ Мити по училищу, предложил ему обменять хорошенький перочинный ножик на цветной карандаш. Он отказался.

— Почему ты не хочешь поменяться? Ведь мой ножик стоит тридцать копеек, а твой карандаш — десять? — спросил сын трактирщика.

— Потому и не хочу, что твоя вещь дороже.

— Чудно! — удивился мальчик.

А Митя, может, и поменялся бы, но помнил наставления деда.

Злой навет

Мертвая тишина царила в вековом дремучем лесу. Слабо трещали от мороза верхние ветви, и громкое эхо гулко раздавалось вокруг.

— Ну, наконец-то! К раннему утру, даст Бог, будем на месте! — сказал пожилой всадник, обращаясь к следовавшему за ним юноше и широко осеняя себя крестным знамением.

— Дал бы Бог! — тихо ответил юноша.

— Ведь рассвет-то еще не скоро! — обронил первый всадник после некоторого молчания. — Ты, Алеша, как думаешь?

— Я думаю, дяденька, что мы будем в Новгороде к ранней обедне. Ведь нам осталось немного проехать! Только бы добраться до Воеводина Лога, а там уже рукой подать!

И всадники замолкли, а в лесу снова воцарилась тишина, лишь изредка прерываемая слабым треском ветвей да шорохом пушистого снега.

— А что же мы будем говорить владыке и нашим славным новгородцам? — робко спросил юноша.

— Что будем говорить? Только правду! Не можем мы враньем позорить наш славный род! Встретим беду, как встречали ее раньше!

— Да, может, и беды-то никакой не будет.

— Может, будет, а может, нет, — и старик умолк.

Скоро вековой лес стал редеть и вдали засеребрилась широкая снежная равнина. Это был так называемый Воеводин Лог, от которого до Новгорода осталось ехать не больше часа.

— Слава Тебе, Господи, заря еще не занимается, — промолвил пожилой всадник, указывая рукой по направлению к востоку, — вовремя, значит, будем! Запахнись же, Алеша, поглубже, и поскачем!

И всадники понеслись по направлению к видневшемуся вдали перелеску. Скоро он сменился очертаниями родного путникам Великого Новгорода. Город словно вымер, точно вражеское полчище неудержимым потоком пронеслось по богатому городу. Ворота были распахнуты настежь, открыты двери в избушках и хоромах.

— Видишь, как все переполошились, — грустно произнес пожилой всадник, окидывая взором опустевшие новгородские улицы.

…С конца декабря 1569 года Новгород всполошился. Уже давно узнали новгородцы об ужасах, которыми стало сопровождаться царствование Иоанна Васильевича Грозного. Слышали новгородцы о том, что царь теперь везде и всюду видит измену и борется с воображаемыми заговорщиками Знали новгородцы и о том, что Иоанн Грозный окружил себя опричниками и что эти опричники, пользуясь его подозрительностью, безнаказанно совершают гнусные и жестокие казни, буйствуют и грабят. Все это знали новгородцы, но не падали духом, помня, какое немалое расстояние отделяет их от грозного царя и его кровожадных опричников.

— Может, минует нас гнев царский! — утешали себя новгородцы, когда до них слабым эхом доносился предсмертный стон московских страдальцев. — Не за что карать нас грозному царю, неведомы наши богатства его жадным опричникам!

Как громом поразила новгородцев весть о появлении царского посланника, устроившего допрос о бунте новгородцев, о том, что они якобы собрались перейти на сторону короля Сигизмунда. Ни в чем не повинные новгородцы не могли сознаться царскому посланцу в своей несуществующей вине, в немыслимом желании перейти на сторону Польши. Но какой-то бродяга, сбежавший из Новгорода, передал царю грамоту, которую он якобы нашел в Софийском соборе. В ней говорилось о том, что новгородцы хотят принять сторону Сигизмунда.

— Никакой грамоты мы Сигизмунду не писали, ни о какой измене своему царю не помышляли! Это все подлый навет какого-то проходимца! — говорили новгородцы на допросе у царского посланца, но им не верили.

Несмотря на всю очевидность подлога, эта грамота была признана подозрительным царем верным доказательством измены.

— Истреблю измену, и не будет пощады крамольникам, — решил Иоанн Грозный на совете с опричниками и со стрельцами.

И скоро он со множеством опричников пошел на ни в чем не повинных новгородцев. Клин, Тверь и весь путь до Новгорода обагрился человеческой кровью — так тешили себя звероподобные опричники.

Долго спорили новгородцы на совете в палатах митрополита, как им встретить сурового и грозного царя, пока наконец решили принять его как своего дорогого гостя и рассказать ему всю правду. Однако страх за свою жизнь брал верх, и встревожившиеся новгородцы, наскоро побросав свои дома и захватив наиболее ценное имущество, неудержимым потоком ринулись под защиту Кремля и кремлевских святынь. С замиранием сердца они ожидали возвращения двух путников, отправленных узнать о надвигающейся опасности. Они уехали на третий день праздника Рождества Христова, но прошла уже неделя, а от них не было получено никаких известий.

— Наверное, они попали в руки опричников! — говорили самые робкие из новгородцев.

— Нет, это не могло случиться с сыном нашего славного воеводы, — говорили другие, не подозревая, что путники уже давно были у кремлевских стен…

— Видишь, как наши-то переполошились! — сказал пожилой всадник, указывая рукой на поднятые крепостные мосты и сверкавшие при свете луны жерла кремлевских пушек. — Точно в самом деле неприятеля ждут. А ну-ка, Алеша, потруби да развесели их маленько!

И в воздухе раздался резкий звук берестяного рожка-трубы. Минуту спустя послышался лязг цепей, мост опустился, и распахнувшиеся кремлевские ворота скрыли путников.

— Ох, мы прогневали Господа, окаянные! Беда идет! Царь со своими опричниками стоит у самого Рождественского, а с ним ратной силы видимо-невидимо! Погибли наши бедные головушки! Пресвятая Богородица, спаси нас! — слышалось час спустя в оробевшей толпе, заполнившей Кремль.

— Успокойтесь, православные! Кого вы боитесь? Своего законного государя боитесь! Ведь не басурман какой-либо идет к нам, а свой же православный царь жалует нас своим посещением. Лихие люди окружили царя, но Господь милостив, Он не допустит гибели невинных. Будем молиться Ему, просить помощи и заступления!

Но встревоженный народ слабо поддавался благоразумному совету. Многие стали отчаиваться и забыли о молитве. А на следующий день в разных концах Новгорода появились царские дружинники и стали охранять все пути, чтобы никого не выпустить из города.

Тяжким оказался этот день для новгородцев. Более двух тысяч человек попали в руки кровожадных опричников, не суждено им было