Князь моих запретных снов - Оливия Штерн

Мне показалось, что женщина вздрогнула всем телом.

- Мне уже рассказали, что он натворил, - голос прозвучал едва слышно, - он наказан. И я ничего не могу с этим сделать, потому что сноходцы более не принадлежат семьям.

***

Альберт пришел, когда за окном совсем стемнело. Он уже не первый раз дежурил вот так, всю ночь. Кодеус Клайс решил, что меня нужно охранять даже в лекарских палатах – там, где я оставалась вынужденно одна. Иногда на соседней кровати оставался мастер Брист, и тогда сна почти не получалось, он всю ночь рассказывал мне истории. Пару раз приходил и сам глава замка, он устраивался на кровати так, чтоб сидеть, вытянув ноги, и всю ночь молча читал книгу. Альберт всегда приносил мне что-нибудь – румяный и пахнущий горячей сдобой пирожок, или воздушное печенье в красивой обертке, или коробочку с зефиром. Жаль, но я ела и почти не чувствовала вкуса. В такие моменты почему-то особенно остро хотелось видеть на месте Альберта совсем другого мужчину.

Вот и сегодня он пришел и торжественно вручил мне картонную коробку с печеньем. Окинул придирчивым взглядом, спросил коротко:

- Как ты?

Картон под пальцами был чуть шершавым, приятным наощупь и еще хранил тепло рук Альберта. Хороший он, этот Альберт, что бы там про него не говорил мастер Брист. Никто, пожалуй, кроме него не смотрел на меня с таким искренним сочувствием и пониманием, словно прочел мои самые-самые сокровенные мысли, и мысли эти не казались ему неправильными или противными.

Я улыбнулась через силу. Встреча с «любимой мамочкой» отняла все силы, в голове до сих пор сумятица, на сердце – раздрай и хаос. Я одновременно и жалела герцогиню, потому что она и в самом деле не была виновата в происшедшем, и продолжала злиться, в груди словно битым стеклом насыпали. Так ломко, хрустко и больно. Я была зла даже не на нее, а на все мироздание, на духов, за то, что так со мной обошлись.

- Я уже все слышал, - объявил Альберт, усаживаясь на соседнюю кровать, - ну и как прошло?

Пожала плечами.

- Если ты о герцогине, то я не знаю, что тебе сказать. Мне до сих пор не верится, и я не знаю, как со всем этим быть.

Я все же открыла коробку, внутри оказалось нежное песочное печенье, присыпанное орешками. Интересно, откуда Альберт все это берет? Он так часто покидает Бреннен?

Альберт улыбался, на меня глядя, и эта улыбка его, совершенно кривая и неправильная, казалось мне чуть ли не самой красивой в мире.

- Ну, в любом случае, иметь в мамочках герцогиню куда лучше, чем вообще не иметь мамочки, - добродушно сказал он, - у тебя теперь денег полно будет. Купишь себе платья красивые, туфельки, украшения… что вы там еще себе покупаете.

- Это ж надо в город идти, - пробурчала я, жуя печенье.

- Съездим, все вместе, - заверил Альберт, - но, чтоб ты окончательно поверила в нашедшуюся мать, я тебе вот что расскажу.

Я насторожилась. Ох, этот интригующий тон!

- Помнишь, мы стояли у аудитории Шиниас? Ты, я, Габриэль и наш недогерцог? – я кивнула, слушая, - я еще тогда посмотрел на вас с ним и подумал, что вы как-то подозрительно похожи. Да, еще тогда, Ильса. И я решил, что такого не бывает случайно. Приложил некоторые усилия, раскопал, что женщина, принимавшая роды у нашей герцогини, как-то внезапно умерла из-за перерезанного горла. Это тоже показалось мне любопытным. Ну и, наконец, когда все заговорили о том, что твой дар идеально совместим с даром ар Мориша, и они дополняют друг друга… вот знаешь, такое часто бывает у близких родственников. Когда ар Мориш вернулся без тебя ,весь в слезах и соплях, и клялся, что сделал все, что мог… Знаешь, я ведь понимал, что он действительно сделал все, что мог, чтобы ты не вернулась… В общем, когда мне сказали, что тебя нашли уже в замке, искусанную и едва живую, я подумал, что имеет смысл приложить еще некоторые усилия и пошел к Бристу. Вот так наставник и поехал выяснять, кто и когда тебя подбросил той злобной бабе.

Он умолк, выжидающе глядя на меня. А я… ну надо же! Обычный парень, единственный из всех, заметил наше с ар Моришем сходство. Просто поразительно.

Откашлявшись, я проговорила:

- Даже не знаю, как тебя благодарить. У меня, правда, нет опыта, как это – быть герцогиней. Но в любом случае меня теперь никто не назовет свинаркой.

Альберт помрачнел, нахмурился.

- Да уж, никто.

- Как… его наказали? – спросила я через силу, - снова выпороли?

Парень дернул щекой.

- Нет, Ильса. Ар Мориш теперь – замковый раб. Все, как положено: в ошейнике и на цепи. Знаешь, какое преступление считается самым тяжким для сноходцев?

Я промолчала. Услышанное ломало хрупкие грани моего мира, в котором герцоги были неосягаемы и могли вытворять, что угодно.

- Предательство, - выплюнул Альберт, - вот самое тяжкое преступление для сноходца. Предать напарника, бросить его в Долине сна. Намеренно бросить, Ильса.

В палате повисла тишина. Я совсем растерялась. Нет, конечно же, ар Мориша надо было как-то наказать, чтоб больше неповадно. Но так?

- И это… надолго? – одними губами спросила я.

- До самой смерти, - твердо ответил Альберт, - а надолго или нет – как повезет.

…Потом я легла спать. Краем глаза я видела, как Альберт тоже улегся, укрылся шерстяным одеялом. Он задул свечу, и в палате стало совсем темно, только прямоугольник окна чуть светлел. Ночь была безлунной.

Я, стараясь не шуметь, ворочалась в постели. Сон не шел – слишком всего за один день. Ригерт Шезми, внезапно нашедшаяся мать… Мысли против моей воли крутились вокруг герцогини. Почему я так злюсь на нее? Она мало в чем виновата. Ей хотелось кусочек счастья. Вот она и урвала его у проезжего наемника. В том, что все так получилось со мной, виноват был только один человек, да и то, он был давно уж мертв.

Я пыталась представить, как мы с матерью будем подругами – и не получалось. Не чувствовала я к ней ни толики тепла. Вот к той, придуманной мной печальной принцессе – чувствовала. А к герцогине – увы. Наверное, и не нужно себя заставлять кого-то любить? Любовь приходит сама, не спрашивая. В нашем с герцогиней случае такое вряд ли случится… что ж. Наверное, любить необязательно. Можно ведь просто поддерживать какие-то отношения, пусть и самые поверхностные. Иногда обсуждать погоду. Или последнюю моду на кружева.

Так, незаметно, я сползла в сон, но он оказался отвратительным. Мне мерещилось, что старый и страшный мужик орет на меня: «утопить!», и меня с размаху швыряет в холодную воду, и я все вижу из-под мутноватой воды. Вместо лица – расплывчатое пятно, оно берется рябью… А я задыхаюсь, легкие жжет, и не могу вдохнуть, потому что вдохнуть – значит умереть.

- Ильса.

Я с криком оттолкнула от себя кого-то.

- Ильса, не бойся, это я! Ну, что ж ты? Кошмары снятся?

Это был Альберт. Он обхватил меня за плечи, встряхнул, заглядывая в лицо. Я потерла глаза. Да, пропади все пропадом, кошмары. Немудрено, после всего рассказанного герцогиней.