Мальчики да девочки - Елена Колина

Лиля представила, как Ася, Дина и Павел Певцов живут в мйnage а trois, и фыркнула – что-то не получалось, наверное, тройственный союз не всем подходит.

После ужина стали играть в игру – тянуть билеты, кто кого из кавалеров вытащит. Лиля хотела отказаться, она как будто вся состояла из напряженного позвоночника, и не было в ней сейчас того победительного азарта, огня, который дал бы ей возможность блеснуть – сыграть сценку или еще что-нибудь в этом духе. Но Лисица презрительно смотрела сквозь нее, а Профессор смотрел разочарованно, как на робкую школьницу, затесавшуюся в общество изощренных взрослых, и Лиле вдруг стало обидно до слез – что же это, отчего ее сегодня все отвергают?! И она тут же решила: раз так, погоди, Лисица!

Лиля вытащила Профессора, но только когда он вывел ее в соседнюю пустую комнату с диваном и, вместо того чтобы придумывать сцену, которую нужно было разыграть, молча усадил ее на диван, она поняла, что означает эта игра. Вовсе не разыгрывание сцен, не детские фанты с поэтами и не кто лучше напишет сонет на заданную тему!.. Господи, что же это, неужели... выбежать из комнаты, кричать?.. Но все, все, и Лисица первая, будут над ней смеяться, и будут по-своему правы: она же СОГЛАСИЛАСЬ играть. Это как карточный долг – нужно платить.

– Не бойтесь, я не растлитель невинных девушек, – Профессор улыбнулся и стал еще больше похож на ласкового фавна, – и не приверженец теории стакана воды, все это развлечения победившего пролетариата. Лучше расскажите мне о себе.

Лиля упрямо покачала головой – нет.

– Отвернитесь, – блеснув глазами, коротко велела Лиля.

Когда Профессор повернулся к ней, Лиля с закрытыми глазами стояла на диване босиком в своем парчовом платье, подол платья со шлейфом она накинула себе на голову и была похожа на невесту в фате. Профессор услышал ее тихий смех, – Лиля засмеялась, вспомнив слова Никольского: «Вы еще так юны, и непременно кого-то полюбите, и отдадите ему свою невинность по любви, а не по разумному выбору»...

– Девица-красавица, оказалась ли ваша месть сладкой или только горькой? – спросил он, когда все закончилось. – Вы ведь кому-то мстили?

– Какой вы умный, – тоненько пропела Лиля.

Мстить было больно и противно, особенно было противно, когда он целовал ее влажными, пухлыми, как у амура, губами и щекотал своей бородкой, и... все остальное было, несмотря на знания, полученные из романов, настолько неожиданным, настолько непохожим на любовь, что сейчас она из последних сил старалась не расплакаться. Ее гувернантка называла это «падение» – так вот оно какое, падение...

– Зигмунд Фрейд в статье «Табу девственности» пишет, что у многих народов существовали обычаи, согласно которым дефлорировать девственниц должны не их мужья, а другие мужчины. В противном случае у женщины может образоваться подсознательное негативное отношение к мужчине, произведшему болезненную дефлорацию. Так что я оказал вам услугу, – улыбнулся Профессор. – Но, может быть, теперь вы все-таки скажете, как ваше имя?

– Лиля, Лиля Каплан, – надувшись, как самолюбивый подросток, ответила Лиля.

– О-о, да, теперь я вижу!.. Вы так красивы, как может быть красива только еврейка, этот изогнутый умный рот, взгляд, полный joie de vivre[24], – царица израильская... А знаете ли вы происхождение своего рода? – оживился Профессор. – Каплан, Kohen означает «священник». Евреи делятся на потомков пророка Аарона, священнослужителей «kоhеn», и потомков колена Леви, «левитов», служителей Иерусалимского храма. Звание священника передавалось по наследству... Так что вы, Лиля, потомок раввинского рода... Еврейская кровь древнее нашей, славянской, славян еще не было, а вы прошли через Грецию, Рим... Известно ли вам, дорогая, что в иудаизме и христианстве заложено совершенно разное отношение к физической любви?.. Христианину говорится: да, ты можешь плодиться и размножаться, но не вздумай делать это с радостью – тебе разрешен только супружеский долг, лишь для продолжения рода... А в иудаизме говорится, что в каждом любовном акте присутствует Бог и любовь существует сама по себе, для любви, для радости... Не сочтите за бестактность, милая девочка, что я напоминаю вам о нашем близком знакомстве, но я сразу же понял, что вы еврейка, – от вас просто исходят флюиды особенной сексуальности, свойственной еврейским женщинам... Славянки не способны к такой эротической смелости, какую проявили вы... ну-ну, не краснейте, на самом деле я вас образовываю, душа моя...

Лиля улыбнулась снисходительно: самый умный мужчина и он же самый глупый...

Когда они вернулись в комнату, – Профессор с непроницаемым лицом и Лиля с гордо поднятой головой, Лисица тут же подсела к Лиле и прошептала:

– Милая девочка, не воображайте лишнего, вы интересны для него только физически, если вы согласны так понимать его, то он сможет многое дать вам.

Лиле очень хотелось уйти, но она высидела до утра, отчего-то ей казалось важным выдержать любопытные взгляды – что это за бездумная птичка в бальном платье, залетевшая в чужую взрослую компанию, чтобы на скорую руку потерять девственность?

...Все это как будто происходило не с ней, а она, Лиля, все больше и больше наливалась непролитыми слезами... Какое право он имел сказать ей так свысока, противным менторским тоном: «Вы еще так юны, и непременно кого-то полюбите, и отдадите ему свою невинность по любви, а не по разумному выбору»?! Как он посмел разговаривать с ней словно она маленькая несмышленая дурочка!

В конце вечера Профессор нарисовал маленькую картинку и подарил ей, на рисунке была девушка в бальном платье с испуганными глазами. В углу картинки была зашифрованная надпись – «милая, прелесть»...

– Вас, я понимаю, всего лишь томило девичество или придуманная любовь, но я мог бы быть вам полезен, вам нужен друг, духовный руководитель, – сказал он. – Я хотел бы развить вас, как хотел бы вырастить прекрасный цветок. Не буду лукавить, мой эротический интерес к вам очень силен, мне гораздо интересней было бы развивать вас, интересней волнующая эротическая игра, нежели просто связь.

На мгновение у Лили мелькнула шальная мысль: он так ею восхищается, и что, если согласиться? Профессор похож на Рара тем, что все знает. Рара, конечно, не был таким образованным, как он, он не был философом, не был экономистом, но ей-то в детстве казалось, что Рара знает все... Этот человек из другого мира действительно мог бы многое ей дать, растить ее, как цветок... Но, исчезни она сейчас, он и не вспомнит. Цветком можно украсить жизнь, а можно выкинуть, это не то, что спасают при пожаре, не то, что берут с собой, уходя навсегда.

Картинку Лиля разорвала и выбросила в Мойку со злыми словами: «Вот тебе бескрылый Эрос, вот тебе крылатый Эрос!»

Это была странная ночь, полная восторгов, обиды и злости, это была ночь «назло», назло себе... Лиля ни о чем не пожалела: зачем жалеть о том, что нельзя изменить?.. Ей только вдруг, на минутку, стало очень страшно, так страшно, словно Рара мог как-нибудь про это узнать: она потеряла невинность, она, княжна Лили, – «падшая женщина». Но она уже так много теряла на своем пути, и «падшая женщина» – слова из романов XIX века, а теперь совсем новые слова... И Лиля быстро-быстро проговорила в уме эти новые слова: свободная любовь, отмирание брака, отказ от двойной морали в любовных отношениях, право женщины на сексуальность...