Око Озириса - Ричард Остин Фримен

– Пожалуйста, – ответил Синглтон, – я отлично помню, что вы, доктор, не привыкли ничего принимать на веру. Впрочем, извините, мне пора заняться своей работой, поручаю вас инспектору Джонсону – он окажет вам любую помощь, какая потребуется.

– И проследит, чтобы я тайком не сунул оригинал в карман и не утащил домой, – ухмыльнулся Торндайк.

– О, не беспокойтесь, мы вам доверяем, – добавил Синглтон, возвращаясь к своему столу.

Торндайк открыл ящик с инструментами.

– Вы собираетесь рассматривать отпечаток в микроскоп? – удивился инспектор.

– Я должен что-то предпринимать, дабы оправдать свой гонорар, – проворчал Торндайк, устанавливая микроскоп и прикрепляя объективы. – Заметьте, я веду честную игру. – Он взял со стола мистера Синглтона лист бумаги и поместил между двумя длинными узкими полосками стекла.

– Я краем глаза наблюдаю за вами, сэр, – предупредил Синглтон, пока Торндайк готовился к фокусировке.

Я тоже не спускал глаз со своего коллеги и дивился его манипуляциям. Он вставил мощный окуляр и исследовал пятна крови и оттиск пальца через шестидюймовую оптику. Потом вынул из ящика маленькую лампу со спиртовым раствором натриевой соли, потому что, когда он зажег ее, вспыхнуло характерное желтое пламя. Заменив один из объективов спектроскопической насадкой и расположив лампу рядом с зеркалом микроскопа, Торндайк отрегулировал спектроскоп. Завершив настройки, он вновь изучил пятна крови и отпечаток пальца при проходящем и отраженном свете и наскоро набросал в блокноте одну-две диаграммы. После этого Торндайк убрал спектроскоп и лампу в ящик, извлек микрометр – полоску тонкого стекла размером три дюйма на полтора – и, положив его на отпечаток пальца вместо верхней стеклянной пластинки, принялся двигать его туда-сюда, сравнивая рисунок линий с линиями на большой фотографии, которую держал в руке. После продолжительной настройки и перенастройки он удовлетворенно хмыкнул и сказал мне:

– Я получил линии в том же виде, в каком они находятся на нашем отпечатке, так что – спасибо инспектору Джонсону – мы заберем с собой фотографию и исследуем ее на досуге.

Он придал микроскопу горизонтальное положение, достал из ящика плиту красного дерева с тремя медными подставками и поместил на нее снабженный рукавом из тонкой черной кожи фотоаппарат, так что тот оказался на одном уровне с окуляром микроскопа. Торндайк вставил конец окуляра в рукав и закрепил его на стволе микроскопа прочной резиновой лентой с целью достижения светонепроницаемости. Теперь все было готово к съемке.

Направив с помощью конденсатора световое пятно на отпечаток пальца, Торндайк осторожно сфокусировал образ на экране, слегка сместил маленькую кожаную крышку над объективом, вставил кассету и выдвинул затвор.

– Прошу вас сесть и не шевелиться во время экспозиции, – велел он мне и инспектору. – Малейшей вибрации достаточно, чтобы нарушить четкость изображения. – Мы послушно сели, а Торндайк передвинул крышку и начал экспонировать первую пластинку. – Можем сделать и вторую на случай, если эта получится неудачной, – пояснил он, ставя крышку на место и закрывая затвор.

Завершив сеанс, он вытащил другую кассету, провел еще одну экспозицию тем же способом, после чего, заменив микрометр полоской простого стекла, выполнил две дополнительные экспозиции – для подстраховки.

– Остались две пластинки, – заметил он, доставая новую кассету. – Я, пожалуй, сниму на них кровавое пятно и маленькие капли. Ну, – с довольным видом произнес он, закончив работу и принимаясь упаковывать то, что инспектор метко назвал «ящиком фокусника», – теперь мы выжали из Скотланд-Ярда все данные, и я сердечно благодарен вам, мистер Синглтон, за то, что вы предоставили так много возможностей мне, адвокату, то есть вашему естественному врагу.

– Вы нам вовсе не враг, – запротестовал чиновник. – Да, мы выстраиваем линию обвинения, но не чиним препятствий защите, как вам хорошо известно.

– Конечно, дорогой сэр, не сердитесь, – ответил Торндайк, пожимая Синглтону руку. – Вы всегда помогаете мне, и я чувствую себя обязанным. До свидания.

– Удачи, доктор. Хотя, боюсь, на этот раз вы окажетесь в тупике.

– Посмотрим. – Торндайк взмахнул рукой, подхватил микроскоп и футляр с фотоаппаратом и устремился к выходу.

Всю дорогу домой Торндайк в задумчивости молчал, и, хотя его лицо сохраняло привычную бесстрастность, я прочел на нем глухую сосредоточенность, граничившую с подавленностью, которая, как ни странно, не только не угнетала моего ученого собрата, но, как мне показалось, доставляла ему некое возбуждающее удовольствие. Я воздержался от замечаний и вопросов на эту тему, ибо видел, что моему коллеге сейчас не до меня, и понимал: если он молчит, значит, считает нужным пока держать свои мысли в тайне и не готов доверительно обсуждать со мной какие-либо выводы и идеи.

Едва мы вошли в квартиру, Торндайк передал ящик и фотоаппарат Полтону, кратко и сухо проинструктировав его по поводу проявки негативов. Ланч был готов, и мы без промедления уселись за стол. Мы ели в полнейшем безмолвии, которое так затянулось, что я, признаться, забеспокоился, но Торндайк, словно почувствовав мою тревогу, внезапно положил нож и вилку и посмотрел на меня со спокойной дружелюбной улыбкой.

– Знаете, о чем я сейчас подумал, Джервис? – сказал он. – Вы – самый лучший компаньон в мире. Нет, не спорьте, это действительно так. Небеса наградили вас редчайшим даром молчания.

– Если это – критерий качеств компаньона, – с усмешкой ответил я, – то вы заслуживаете в сто раз больше комплиментов.

– Улавливаю ваш сарказм, коллега, – засмеялся он, – но настаиваю на своей точке зрения. Способность в нужное время хранить молчание – ценнейшее из достоинств. Другой бы на вашем месте, пользуясь непринужденной обстановкой обеда, забросал меня вопросами и комментариями по поводу моих действий в Скотланд-Ярде, а вы, дорогой друг, ни разу не нарушили моей мыслительной работы. Это тем более важно, что все свидетельства и впечатления, которые я почерпнул, нужно, пока они еще свежи у меня в голове, снабдить ярлычками и разложить по полочкам моего мозга. Кстати, – серьезно добавил он, – я допустил одну оплошность. Вы не заметили, какую именно?

– Нет, – признался я, пожав плечами.

– Пальцеграф. Я не выяснил, где он сейчас: в полиции или, как прежде, в распоряжении миссис Хорнби.

– Это имеет значение?

– Мне нужно увидеть эту вещицу. Кстати, вот удачный повод навестить мисс Гибсон. Сегодня во второй половине дня я занят в больнице, а у Полтона куча работы, поэтому прошу вас отправиться на Эндсли-Гарденс в дом Хорнби. Постарайтесь застать мисс Гибсон, побеседовать с ней, желательно конфиденциально, ну и пополнить наши сведения о нравах и обычаях мсье Хорнби – всех троих. Будьте осторожны и вообразите, что вам надо расположить к себе больного, вероятно, капризного, поэтому следите за перепадами его настроений. Не открывая своих намерений, разузнайте все, что можно, о характерах и привычках троих джентльменов, и пусть вас не смущают соображения деликатности. Для нас в данную минуту важно все, даже имена их портных.