Сороки - Марк Эдвардс

к краю, внимательно глядя на то место, где было разлито масло. Они вошли в квартиру, и Джейми предложил ей чаю. Кирсти покосилась на дверь детской — на плотно закрытую дверь.

— Я лучше лягу.

— Я с тобой.

— Как хочешь.

Джейми лежал рядом и слушал, как она плачет. Он чувствовал себя бесполезным и беспомощным. Он испытывал одновременно горе, ненависть, жалость, чувство вины и гнев. Ему казалось, что у него атрофировались все мышцы. Его сердце умерло. Ничего хуже этих похорон в его жизни не случалось. Кирсти рыдала. Джейми стоял рядом, остро ощущая собственную бессмысленность, и хотел куда-нибудь исчезнуть. У их дочери было имя: Лили. Джейми пытался не думать о ней как о живом младенце, ребенке, девочке. Пытался не думать, что она носила бы платьица, сидела бы у него на коленях, смеялась, дразнила бы его и называла папой.

От любви делалось так больно, что ему приходилось вызывать в себе ненависть.

Он поверить не мог, что повел себя так глупо. Зачем он поверил Крису? Почему он решил, что они могут стать друзьями или хотя бы приятелями? Крис и Люси были больные, сумасшедшие, страшные. В голове у него всплывали слова, которые он слышал в фильмах и читал в газетах. Слова для описания психопатов, преступников и серийных убийц, тиранов третьего мира, мучителей животных, фашистов, насильников, подростков, которые приходили в школу с ружьями и расстреливали учителей и одноклассников.

Эти слова так часто мелькали в голове, что потеряли всякий смысл. Теперь он понял, как зло проявляется в жизни обычных людей. Не надо пытаться понять, почему так происходит. У злодея было несчастное детство? Что-то в прошлом искалечило его душу? Это заложено в его натуре? Все это неважно. Важно только то, что происходит.

И что он будет со всем этим делать?

Джейми не спал всю ночь и к рассвету принял решение.

* * *

Майк стоял у ксерокса и болтал с блондинкой по имени Карен. Джейми подошел к нему и сказал:

— Мне нужна помощь твоих друзей.

Карен опустила глаза. Она явно вспомнила, что произошло с женой Джейми — печальные новости быстро разлетелись по офису, — извинилась и убежала.

Майк взял Джейми за локоть и отвел к стене, чтобы их никто не услышал.

— Что?

Джейми посмотрел ему в глаза:

— Ты знаешь, о чем я. Я хочу, чтобы твои друзья помогли мне с соседями. Я хочу, чтобы их избили. Напугали. Лучше бы, чтобы они уехали.

— Ты уверен?

— Да. Уверен, — он наклонился вперед, едва не касаясь носом Майка, и зашептал: — Они убили моего ребенка.

Майк отшатнулся:

— Эй, это же был несчастный случай.

Джейми яростно замотал головой. Он не моргал.

— Помоги мне.

Майк посмотрел на него оценивающе:

— Ну, если хочешь. Я тебя не виню. Если это был не несчастный случай, я позвоню друзьям вечером и все узнаю.

— Скажи, что я заплачу.

Майк положил руку Джейми на плечо и тихо сказал:

— Я же сказал, что они мне должны. Я им позвоню. Если они согласятся, ты дашь мне все подробности. Имена, описания и то, что с ними нужно сделать.

— Я хочу сделать им больно.

— Ну да, только нужно как-то конкретизировать требования, если ты понимаешь, о чем я.

Джейми кивнул.

— Да, пожалуй.

— А теперь я бы на твоем месте выпил чаю, — улыбнулся Майк. — Или вообще пошел бы домой. Неважно выглядишь.

— Домой, — кивнул Джейми. — Хорошая идея.

Он развернулся и ушел.

Как только он вызвал лифт, по громкой связи раздалось объявление: «Всему персоналу собраться в зале на третьем этаже на важное совещание. Повторяю, всему персоналу…»

Джейми не стал слушать. Лифт доехал до первого этажа, он вышел и сел в машину. Его ждала жена.

Он вернулся домой и с порога позвал Кирсти. Дверь в детскую была по-прежнему закрыта. Заходила ли она туда? Он так и не смог этого сделать. Он не хотел видеть колыбельку, мобили и крошечную одежду. Говорят, что нельзя жалеть о том, чего никогда не имел. Какой бред, а! Какая чушь!

Кирсти оказалась в гостиной. Она гладила форму. Работал телевизор — шло какое-то жуткое американское ток-шоу. Две женщины спорили о невероятно уродливом мужчине, лицо которого, кажется, посекло металлическими осколками. Джейми убавил громкость.

— Что ты делаешь?

— Форму глажу.

— Это я вижу. А зачем?

— Пойду завтра на работу.

— Кирсти, это слишком рано. Нужно отдохнуть. Так врачи говорят.

Она замерла. Джейми видел, как напряжены у нее плечи. Она вела себя так, как будто мир хотел ее обидеть. Одинокая слеза скатилась по щеке и упала на куртку, которую она гладила.

— Я не могу сидеть дома. Дома меня ничто не отвлекает. И я знаю, что они рядом, — она перешла на шепот, — слушают меня. Мне нужно уехать отсюда, Джейми. Давай продадим квартиру. Ты же завтра сможешь подать объявление? Нам нужно уехать. Я не могу больше здесь жить.

— Но…

— Не возражай, пожалуйста. У меня нет сил спорить. Я слишком устала.

— Ладно. Кирсти! Форма!

Пока они разговаривали, она прижимала утюг к ткани, которая теперь задымилась. Она сразу же подняла утюг, и из-под него поднялся клуб бледного дыма. Кирсти закашлялась.

— Черт!

Она изучила курточку, на которой теперь темнела коричневая подпалина. Кирсти прижала ткань к лицу и заплакала. Джейми обошел гладильную доску, отключил утюг и обнял Кирсти. Они сели на диван и заплакали вместе, впервые после несчастного случая.

Они сидели так, пока не стемнело.

Джейми встал и достал из холодильника бутылку вина.

Оба нуждались в алкоголе, чтобы заглушить боль. Хотя бы на вечер.

Кирсти поджала ноги и положила голову на плечо Джейми. Она постоянно трогала живот, как будто не могла поверить, что все это на самом деле случилось.

— Ты же сходишь завтра к агенту по недвижимости?

— Да.

— Нет смысла с ними бороться, Джейми. Ты же сам знаешь. Мы уже проиграли. И я просто хочу уехать. Начать сначала. В другом месте. Мы купим домик в тихом районе, подальше от Лондона. Будем ездить на работу на поезде. У нас в больнице есть развозка. Все будет хорошо.

Он кивнул и поцеловал ее в лоб.

— Я все поняла, когда полиция не заинтересовалась.

У нее был такой усталый голос, что Джейми подумал, не принимает ли она что-нибудь — снотворное, транквилизаторы, успокоительные. Его бы это не удивило.

— Вообще не заинтересовалась. «Несчастный случай, сэр». И все.

— Так я и думала.

Они сидели молча. Экран телевизора мерцал. Показывали какую-то детскую программу: в ней танцевали разноцветные марионетки, изображающие