Крупным планом - Дуглас Кеннеди

Пока он делился со мной своими мечтами о времени, которое мы проведем вместе, я потерпел поражение в битве, в которой сражался весь день.

— Почему ты плачешь, папа?

Его глазенки расширились от испуга. И становились все шире, потому что я уже перестал контролировать свои рыдания. Я прижал его к себе. И крепко держал, как будто он мог защитить меня от беды, сделать так, что все снова будет хорошо, вернуть меня в жизнь, которую я готовился потерять.

— Перестань, папа. Перестань.

Он испуганно замер в моих руках. Но я не мог остановиться, не мог включить тормоза. Я потерял все. И находился сейчас в свободном падении.

— Эй, эй, эй?

Я почувствовал руку на своем плече, которая меня сильно встряхнула. Я слегка, на мгновение, ослабил объятия, и Адам выскользнул из моих рук и побежал вниз по коридору. Я поднял голову. Надо мной наклонился менеджер закусочной и с ужасом смотрел на меня.

— Вы в порядке? — спросил он.

Я невразумительно потряс головой, из-за слез все перед глазами расплывалось.

— Потерпите, я вызову врача…

— Не надо, не надо, — умудрился я произнести. — Расстроился, вот и все.

— Ваш сынишка тоже расстроился.

— Адам…

Я в панике поднялся, огляделся, но не увидел Адама.

— Адам!

Затем я услышал его плач. Он прижался к ближайшей стене и со страхом смотрел на меня. Я хотел подойти к нему, но менеджер закусочной, толстый мужик лет сорока, придержал меня.

— Это в самом деле ваш ребенок? — спросил он.

Я попытался сбросить его руку, но он схватил меня за шиворот и сильно дернул:

— Еще раз спрашиваю, приятель. Это ваш ребенок?

— Разумеется, это мой…

Я снова попытался вырваться, но в его взгляде уже появилась угроза. Он подвел меня к Адаму. Мальчик был белым от страха, между ногами на джинсах расплылось большое мокрое пятно.

— Это твой папа? — спросил его менеджер.

Адам испуганно кивнул.

— Ты абсолютно уверен, что это твой папа? Тебе не надо бояться, сынок.

Адам мгновение стоял как парализованный, затем бросился ко мне, обхватил за ноги и громко заплакал. Менеджер наконец-то отпустил мой воротник. Я опустился на корточки, обнял Адама и прошептал:

— Прости меня, прости меня, прости меня.

Я легонько его покачивал, пока слезы не утихли и пока я не почувствовал, что почти взял себя в руки.

— Папе не надо больше плакать, — наконец заявил Адам.

— Теперь все хорошо, — соврал я.

Я поднял его, прижав к груди одной рукой. Когда я выпрямился, я увидел, что уже собралась небольшая толпа, которая молча глазеет на нас. Встретившись со мной взглядом, они смущенно отворачивались. Менеджер все еще стоял рядом, загораживая мне дорогу.

— Хотите, я кому-нибудь позвоню? — предложил он.

— У нас уже все хорошо, — отказался я.

— Ничего подобного.

— Послушайте, моя жена и я…

— Я не хочу вникать в ваши проблемы, приятель, я только не хочу вас снова здесь видеть. Ясно?

— И не увидите. Можете мне поверить.

— Ты уверен, что хочешь поехать домой с папой? — спросил менеджер у Адама — Если не хочешь, можешь не ехать.

— Я еду домой с папой, — заявил Адам и спрятал лицо, прижавшись к моей шее.

Менеджер все еще сомневался, стоит ли нас отпускать. Я попытался невнятно извиниться. Но он перебил меня.

— Сходите к врачу, — резко сказал он и удалился в свою закусочную.

Все еще с Адамом на руках, я умудрился взять велосипед и добраться до туалета. Адам ничего не сказал, когда я попытался промокнуть стопкой туалетной бумаги его пропитавшиеся мочой джинсы. Он молчал, когда мы спускались на лифте на парковочную площадку. Как только я пристегнул его к сиденью, он заснул, потрясенный событиями последней четверти часа. Он проспал всю дорогу до дома Люси и Фила. Движение было плотным, люди возвращались после похода по магазинам. Каждый раз, когда мне приходилось останавливаться, я смотрел в зеркало заднего вида и видел, что он безмятежно спит. У меня из глаз снова потекли слезы. Потому что я знал, что теперь он до утра не проснется. А меня тогда уже не будет.

К дому мы подъехали только без двадцати шесть. Стоило мне свернуть на дорожку, как из дома стремительно вылетела Бет, прямо под дождь. Вид у нее был далеко не приветливый.

— Поздравляю. Лучше не придумаешь.

— Пробки на дорогах, — сказал я, выбираясь из машины.

— Я же говорила, в пять часов, не позже. Теперь он пропустил вечеринку…

— Мне очень жаль…

— Господи, да он мокрый, — сказала она, поднимая его с сиденья.

— Несчастный случай.

— Ты что, не мог сводить его в туалет?

— Разумеется, я водил его в…

— Не ври. Он насквозь мокрый… — Она наконец заметила покупки в задней части машины. — Твою мать, ты что, рехнулся?

— Он хотел велосипед, вот я и…

— Ни за что, ни за что…

— Я хотел, чтобы он…

— Мы его не примем. Я не хочу, чтобы ты пытался так искупить свою вину. Мы ничего не хотим.

— Пожалуйста, Бет, позволь ему его оставить…

Она вырвала у меня из руки ключи:

— Уходи поскорее, слышишь. Убирайся.

Она повернулась и вместе с Адамом, под дождем, кинулась к дому. Я попытался их догнать, но она захлопнула дверь перед моим носом. Дождь уже превратился в ливень. Но мне было наплевать. Я стучал в дверь, кричал, умолял впустить меня. Прошло несколько минут, я все говорил, уверенный, что она смилуется, одумается, предложит мне хотя бы временное укрытие от дождя. Но внутри царила тишина.

Мои кулаки были разбиты от стука, я промок до нитки. Пришлось сдаться и отойти от двери. И тут я ее увидел Она смотрела на меня в окно и выглядела безрадостной, потерянной. На короткое мгновение наши глаза встретились. Мгновение ужасной нерешительности. Мгновение, когда поднялся завес неприязни и осталась только печаль. В это мгновение мы поняли, что теперь оба одиноки.

Но мгновение прошло. Она губами произнесла два слова «Мне жаль». Это было не извинение. Просто последняя точка. Финал.

Свет в окне погас. Все прошло. Наступило время покончить со всем.

В ту ночь я уехал из дома. Уложил в багажник «мазды» три деловых костюма и разные сопутствующие вещи. Тщательно проверил свою темную комнату, чтобы убедиться, что я по недосмотру не оставил никаких улик. Написал записку Бет и оставил ее на кухонном столе. Записка была короткой.