Переплетчик - Эрик Делайе

Маркиз де Жан-Жако был полной противоположностью де Лье. Лет сорока, худой, высокий, с длинным носом и холодными голубыми глазами, он говорил только при крайней необходимости и только по делу. Он совершенно не был способен на романтику, придерживался аскетического образа жизни и не считал нужным тратить своё время на такие малополезные процедуры, как выщипывание волос из носа и ушей. Анне он был противен, но отец к де Жан-Жако благоволил — в основном по причине принадлежащих тому земель, непосредственно прилегающих к землям де Жюсси. В случае брака владения было бы весьма удобно объединить. Анну смущало не полное отсутствие общих тем для разговора, а исключительная властность и уверенность Жан-Жако в своей правоте по любому вопросу. Если Жан-Жако взбредало в голову, что женщина не должна носить синее, ни одна женщина в его доме не смела надеть ни один предмет одежды вышеупомянутого цвета. Если Жан-Жако приказывал, то его приказа не мог ослушаться никто, даже не подчинённые ему люди. Объяснить это толком было невозможно, и свободолюбивая Анна чувствовала, что в доме Жан-Жако ей будет по-настоящему плохо.

Третий, герцог де Торрон, в первую очередь привлекал своим титулом. Внешне он был совершенно обычным мужчиной чуть за сорок, примерно ровесником де Жан-Жако, только более крепкого телосложения. Он имел обыкновение щуриться, рассматривая людей, и встряхивать головой, откидывая со лба чёлку. Парика он не носил, собственную львиную гриву поддерживал в чистоте и порядке и потому Анне вполне импонировал. Проблема заключалась в том, то Анна никак не могла «прочитать» этого человека. Что таилось у него внутри, о чём он думал, глядя на неё, как вёл себя в домашних условиях — всё это оставалось загадкой. В какой-то мере девушке было интересно, но всё равно она несколько опасалась де Торрона.

Как именинница, Анна должна была присутствовать на нескольких официальных мероприятиях, но большую часть времени была всё-таки предоставлена сама себе. Отец не принуждал её постоянно находиться в обществе. Ей было грустно в том числе потому, что Джованна была её единственной настоящей подругой, а теперь Анна чувствовала себя одинокой и потерянной. Светские девушки собирались кучками и о чём-то разговаривали, иногда её пытались затянуть в какую-нибудь глупую игру, но в общем и целом Анна всё время оставалась одна.

И стоит отметить, что ей было не так и плохо одной. Она не нуждалась ни в чьём обществе. После всего произошедшего с ней за последнее время можно было сойти с ума; Анна же просто нуждалась в определённом количестве тишины и покоя. Поэтому более всего она была рада окончанию праздника.

Отец вызвал её к себе утром второго дня. Она понимала, с какой целью, и не хотела идти, но выбора не было. Кого предпочёл отец? Одного из трёх упомянутых? Или всё-таки кого-то другого, ранее Анной не замеченного? Она терялась в догадках и растягивала время, двигаясь по коридорам нарочито медленно, засматриваясь на картины. Особенно долго она простояла около портрета матери, сделанного, когда та была юна и прекрасна. Мать смотрела строго, серьёзно, этот портрет предназначался для герцога, по нему он должен был решить, стоит ли брать эту девушку замуж. Он нисколько не походил на портрет-зарисовку, использованный в качестве эскиза к кожаному переплёту для книги отцовских стихов. Казалось, это две совершенно разные женщины, хотя хронологическая разница между портретами была не столь и велика.

Перед дверью отцовского кабинета — он ждал её именно там — Анна-Франсуаза некоторое время стояла в нерешительности. А потом сделала глубокий вдох и вошла, поскольку чему быть — того не миновать. Отец смотрел на неё, откинувшись на спинку кресла. «Садись, — сказал он. Она села. — Ты, я полагаю, догадалась, зачем я тебя пригласил». — «Да». — «Я сделал свой выбор, и ты обещала мне принять его любым, каким бы он ни был». — «Да, отец». — «Я остановился на герцоге де Торроне; я заинтересован в том, чтобы свадьба прошла как можно быстрее, до зимы; осталась всего пара месяцев, в ноябре ты станешь его женой». Анна потупила голову. Это был не лучший и не худший вариант. «Ты согласна с моим выбором?» — «Да, отец». — «Ты будешь герцогиней не только по отцу, но и по мужу, и это очень важно; возможно, твои дети смогут породниться с королевской семьёй и когда-либо взойти на престол; я смотрю в далёкое будущее, когда нас с тобой уже не будет в живых, по крайней мере меня. — Анна продолжала смотреть в пол. — Состояние де Торрона примерно равно моему; он был некогда женат, затем жена его умерла, погибла, когда лошади её понесли, разбилась насмерть — это произошло четыре года назад; герцог — очень завидный жених, множество невест со всей Франции гоняются за его деньгами и положением, а получишь их — ты».

Герцог поднялся и прошёлся по кабинету. «Так вот, ему тридцать девять лет, и он клятвенно пообещал мне в течение первых двух лет брака обеспечить меня внуками, твоя задача — не сопротивляться ему в этом желании; когда у меня будет два внука, ты снова станешь вольна заниматься собой; ты юна, и все дороги по-прежнему будут перед тобой открыты; особых церемоний не будет — вы просто поженитесь; собственно, — он помедлил, — я всё сказал, теперь можешь высказать своё мнение». — «У меня нет мнения». — «Почему?» — «Я не хочу иметь мнение в данном вопросе». — «Это хорошо, значит, будет проще; я сегодня же напишу герцогу о твоём согласии, мы назначим дату свадьбы; и ещё одно». — «Что?» — «Ты должна пообещать мне, что не ввяжешься больше ни в одну авантюру до того момента, как герцог введёт тебя в свой дом в качестве законной супруги; он не знает ни о твоих предыдущих приключениях, ни о том, что ты — не девственница; последний факт меня не пугает, Жарне знает способы сымитировать лишение девственности так, чтобы новоиспечённый муж ничего не заметил, но я надеюсь на твоё благоразумие и актёрские способности: перед де Торроном должна предстать сама невинность». — «Да, отец». — «Теперь иди».

Анна-Франсуаза поднялась и пошла прочь. Она ожидала примерно такого разговора, но теперь, когда бремя грядущей ответственности обрушилось на неё, ей стало по-настоящему грустно. Авантюры, опасности, даже боль придавали ей силу, волю к жизни. Она не представляла себе размеренное существование в роли жены уважаемого дворянина. Впрочем, Анна не знала де Торрона, одним из её страхов была невозможность приспособиться к его привычкам и наклонностям. С другой стороны, герцог и сам не знал, какого демона берёт замуж.

Визит жениха с целью достижения окончательных договорённостей о свадьбе был назначен на следующую неделю. Анне было очень плохо: некому выговориться, не с кем посоветоваться. Она ходила сама не своя, спокойная, рассудительная, мирная, а по ночам к ней приходил Одноглазый с изувеченной плетью спиной и говорил: «Ну что же, девочка, что же ты трусишь, давай бей меня, уродуй», — и она била, и последним воспоминанием о каждом таком сне был человеческий глаз, на окровавленной нити свисающий из глазницы.

Появился в её снах и другой постоянный герой. Она не знала этого человека в реальности, тем не менее во сне он казался ей родным, близким, она беседовала с ним по душам, а он давал ей какие-то дельные советы, сути которых она после пробуждения, к сожалению, не помнила. Человеку было между тридцатью и сорока, он был строен, аккуратен, спокоен и напоминал девушке нерождённого старшего брата, готового прийти на помощь в трудную минуту. Иногда во сне он давал ей различные книги, и Анна читала, но всё никак не успевала добраться до последней страницы, а на следующую ночь он давал ей уже другую книгу, и таким образом Анна помнила множество неоконченных историй, оборванных перед самой развязкой и оттого мучающих её пуще всего остального.