Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис

В глазах Оникса промелькнуло что-то похожее на признательность. Он не спрашивал у девушки разрешения, когда превращал ее в опасного убийцу, в презираемое существо, наделенное отвратительными способностями. Да и его самого не спрашивали, прежде чем подвергнуть бесконечным мукам. Что прошлого нет – это была неправда. Оникс помнил каждый из уколов, которым его подвергали в самом раннем детстве, каждое свое заражение, помнил свои крики, когда ему отсекали некрозные пальцы.

– Скольких пальцев ты лишилась, Ротель?

– Двух на левой ноге. – Девушка подняла левую руку. – А еще мизинца и половины безымянного.

– Чтобы набраться опыта, этого мало, однако испытание ты прошла.

– Я не сумела убить Изембарда, моего брата.

– Я знаю. Испытание состояло в том, чтобы освободиться от моей власти. Я родился рабом-зинджи[26] во время жестокого правления Аббасидов. Моя мать, возможно, была одной из сотен тех женщин, что рожали стоя и перекусывали пуповину зубами, не прерывая работы в соляных копях под Басрой[27], в бесплодном пылающем краю. Нас поила любая грудь, в которой было молоко, – будь то сестра, другая мать или бабушка… До меня никому не было дела, у меня даже имени-то не было. Самое яркое мое воспоминание – это жажда под солнцем пустыни и удары бича, от которых на коже вскрываются язвы, пока мы очищаем от соли землю, назначенную под пахоту. Охранники были солдаты багдадского халифа, и они вымещали жестокостью собственное нежелание находиться в этом аду. Они били и насиловали нас. Нас были тысячи, а их – десятки, но мы не знали, что за горизонтом существует другая жизнь. Мы умели произносить лишь несколько слов и ходили голыми. Мы справляли нужду, не переставая копать; единственное, что мы должны были делать, – это работать и избегать боли от ударов бича.

Глаза Оникса были сухи, но черная душа его рыдала.

– Как же ты стал бестиарием?

– Мне было семь лет, и я поймал кобру, которая была готова ужалить в ногу одного из охранников. И до сих пор жалею. Этот человек заслуживал медленной смерти на иссохшем песке, однако я хотел пить, а у него был бурдюк. Кобра проскочила между его ног, а я стоял рядом. Я заметил шевеление на песке и ухватил змею пониже головы. Напуганный охранник лупцевал меня бичом, пока мне не удалось уползти подальше, и бурдюк он унес с собой. Я долго искал кобру, чтобы она меня укусила: я мечтал прекратить свои страдания. А тот случай не прошел незамеченным.

Ониксу было трудно дышать. Он выпил немного молока и продолжил свою историю.

– Через несколько дней один охранник заставил меня поймать другую змею, с черной кожей, – мне под ноги ее кинул старик омерзительного вида. Я поймал змею, и старик меня купил. Зинджи каждый день умирали десятками, их сбрасывали в отдаленный ров. Никто в этом проклятом месте не задавал вопросов. Девочки то и дело пропадали без следа. Так я познакомился с учителем и с этим странным миром, где боги отвернулись от людей, и узнал, что мир невообразимо велик. Учитель назвал меня Ониксом из-за цвета кожи. Я побывал и мусульманином, и христианином, но все-таки поклонялся и приносил жертвы таким богам, чьих имен никто и не помнит. Я видел могилы, которые выше, чем египетские горы, видел города, поглощенные джунглями, и я любил женщин от Индии до холодного острова Британия.

– И убивал.

– Больше, чем я могу сейчас вспомнить. Я убил своего учителя из-за женщины, принадлежавшей к роду, который мы должны были искоренить. Но даже так я не смог ее спасти. Ты убила меня из-за брата. – Оникс посмотрел на девушку странным взглядом. – Ты правильно сделала, что пустила в меня вторую стрелу, иначе я бы сам тебя убил, но теперь ты знаешь, какой смертью умрешь. Любовь и ненависть – худшие враги наемных убийц.

– В Африке ты встретил Дрого.

– Он был рабом в запретном месте посреди лесов. – Веки Оникса дрогнули. – Его купили жрецы, о которых мне даже рассказывать страшно, и он присутствовал при обрядах, которые никто не мог видеть, не заручившись покровительством богов. – Язык бестиария распух, речь его стала невнятной. – Дрого сумел вернуть себе свободу, и я пошел с ним к побережью. Единственное, что поддерживало его в здравом рассудке, – это желание вернуться домой и отомстить отцу. Я отправился за ним в Европу. Никаких причин для этого у меня не было, но бестиарию и не нужно причин, он сам управляет своей судьбой. Возможно, мне нужно было найти тебя, Ротель, чтобы ты положила конец моей жизни.

Оникс перестал отвечать на вопросы. Жар усиливался. Бестиарий что-то бормотал на непонятных языках и сражался с кошмарами, видимыми только ему. Яд делал свое дело.

Отраве, убивающей за три часа, потребовалось три дня, чтобы сокрушить силу бестиария. Опустошенная Ротель своими руками сложила погребальный костер. Дикари смотрели на нее издали, ни во что не вмешиваясь. Кожа Оникса была черная, Ротель была светлокожая и белокурая, высокая и стройная, но такая же опасная и смертоносная.

Изембард добрался до башни Бенвьюр через три дня после трагедии в Тенесе. Юноша был очень болен, он не шел, а полз, руки и ноги были содраны до крови. Отшельники посчитали чудом, что он до сих пор жив. Даже сервы, которых оставили присматривать за лошадьми, не вернулись из леса.

Юноша несколько дней сражался со смертью в глиняной пещере, в конце концов снадобья монахов перебороли болезнь, и он смог рассказать о происшедшем. Перепуганные отшельники тоже поделились новостями.

Дрого правит в Барселоне, и хотя он и гарантировал неприкосновенность для своих врагов, он преследует их за пределами города. Те, кому удалось выжить, заперлись в своих башнях и замках и готовятся к худшему. Люди проклинают тот час, когда решили следовать за Изембардом Вторым из Тенеса и за лесными рыцарями.

– А что Арманни из Ампурьяса?

Старый Пау, который три года назад ходил с ними защищать Ла-Эскерду, только покачал головой. Возраст вынудил его оставить ратные подвиги, но он продолжал молиться за рыцарей и много им помогал. Теперь ему было жаль Изембарда: юноша, казалось, остался без места в этом мире.

– Может, Арманни и жив, да только нам этого никогда не узнать. Марка – удобное место, чтобы прятаться. И тебе пора подумать, как сохранить свою голову. Ведь Дрого скоро узнает, что ты выбрался, и примется тебя искать. Он не оставит в живых наследника Тенеса. Если ты останешься с нами и наденешь монашескую рясу, священный сан может тебя защитить. Другой путь для тебя – это жизнь в лесах.

– Почему Арманни с Ориолем его не остановили? – недоумевал юноша. Пау часто наведывался к монахам из Санта-Мариа-дел-Пи и хорошо знал, как обстоят дела в городе.

– Дрого де Борр вошел в Барселону тайно и нашел оружие, которое вы туда провезли. Кто-то предал хозяйку таверны, и Дрого, как говорят, жестоко с нею расправился. – Увидев, как переменился в лице Изембард, старик поспешил его успокоить: – Он пощадил ее жизнь, но разгромил таверну. И для этой девушки грезы остались позади, сынок.