Тайные общества. Полная история - Матвей Гречко

Кружились долго, до пота, до изнеможения; рубашки их промокали насквозь, а порой после такого верчения даже пол приходилось протирать: он делался мокрым от пота. Вертящийся круг знаменовал у хлыстов чан или «купель духовную», которая «не из досок, но из плоти человеческой состоит». От верчения, головокружения и физического изнеможения хлысты впадали в состояние, схожее с опьянением. Верчение они так и называли «пивом духовным, чувствительным» и хвалились: «То-то пивушко! Человек плотскими устами не пьет, а пьян живет». Сами они считали, что тут на них сходит, или, по их выражению, «скатает» дух святой.

Кружение обычно заканчивалось тем, что измученные хлысты падали в изнеможении. Придя в себя, они подползали к «богородице» и целовали ее голые колени.

Потом они снова становились либо в круг, либо в две стенки друг к другу лицом, но более не вертелись, а молились друг на друга, как на образ и подобие божье. А потом прыгали вверх, подскакивая как можно выше, хлопая в ладоши, бия себя в грудь и голову и беспрестанно приговаривая: «Ой дух! Святой дух! Накати, накати!» Считается, что при радении надо изгнать из головы все мысли, иначе дух не может вселиться в радеющего.

Практиковалось также «радение на крестик»: сектанты становились в углы комнаты по одному или по два человека и быстро перебегали из угла в угол крест-накрест.

Иногда кто-то из сектантов, то ли в исступленном восторге, то ли в помутившемся рассудке, выскакивал в центр комнаты и принимался вертеться на одном месте, опустив голову, наподобие того, как это делают дервиши на Востоке. Крутился быстро, так что волосы на голове поднимались кверху, а рубашка раздувалась. Это означало, что на него «накатил святой дух» или «благодать». Потом такой вертящийся принимался что-то выкрикивать, неважно что, это могли быть несвязные слова. Все они считались пророчеством. У хлыстов это называлось «ходить в слове». После толковали пророчество, кому что вышло «в слове».

Вот дошедшие до нас образцы «пророчеств». «Уж вы, батюшки, братцы и духовные сестрицы, вы не извольте на земле жить и унывать, а извольте твердо на бога уповать, а я буду вам драгоценного товару раздавать, а вы извольте на земле им торговать, царство и блаженный рай в седьмом небе доставать».

«Слушай, брат, Саваоф тебе рад. Я тебя не оставлю, сорок ангелов к тебе приставлю; будут тебя стеречь, от всякого зла беречь. Я, бог, тебя награжу – хлеба вволю урожу, будешь есть, пить, меня, бога, хвалить; станешь хлебец кушать, евангелье слушать. Вот тебе бога сказ, от святого духа указ. Оставайся, бог с тобою, покров божий над тобою».

После пророчеств все рассаживались по местам, и начиналась общая трапеза: ели молочную кашу, блины, молоко, калачи, пили квас, чаи или травяные настои. Вина не пили никогда.

Один православный священник, проводивший расследование о хлыстах, писал: «И если подслушать их гоготанье из-за стены, то представится совершенно, якобы чем секутся или хлещутся. Может быть, не от того ли и молва в народе носится, будто бы они, ходя вокруг чана, хлыщутся, приговаривая:

Иногда хлысты и вправду хлестали друг друга жгутиками, сплетенными из веток вербы, приговаривая:

У хлыстов бывали праздники большие и малые. На больших праздниках собиралось иногда до ста человек.

Главное радение бывало около троицына дня. В то время хлысты, радея, пели песни, обращенные к «матушке сырой земле», которую отожествляли с богородицей. В это время несколько женщин закрывались в подполье (ближе к земле) и наряжали какую-нибудь красивую девушку. Она – и богородица, и мать-сыра-земля одновременно.

Эта разодетая и разряженная «мать-сыра-земля» выходила из подполья, вынося на голове чашку с разным угощением, с изюмом или другими сладкими ягодами, хлебом и сосудами с квасом. Она причащала хлыстов изюмом, приговаривая: «Даром земным питайтесь, духом святым услаждайтесь, в вере не колебайтесь». Потом помазывала их водою, приговаривая: «Даром божьим помазайтесь, духом святым наслаждайтесь и в вере не колебайтесь».

Иногда среди угощения попадается печенье с содержанием наркотиков. После такого «причастия» исступленным представляется какой-то дым, и в нем будто видят они младенца, сияющего золотым блеском. Это называют они явлением «золотого христа».

В некоторых «кораблях» радение могло перейти в отвратительный обряд «христовой любви». «Христовою любовью» назывался свальный грех, оргия, происходящая после радения, когда и мужчины, и женщины находились в исступлении и в помраченном рассудке. Не принимались во внимание ни возраст, ни узы родства.

Хлысты объясняли этот обычай двояко. Одни говорили, что таким образом они «грехом грех истребляют», другие же утверждали, что поступали так ради зачатия детей «от духа свята», так называемых «христосиков». Если какая женщина сделалась беременною, она принимала сан богородицы и рожденный ею считался «не от крове, не от похоти плотския, не от похоти мужеския, но от бога родившимся».

Из христов, являвшихся в России между последователями тайных сект, дошли до нас предания об Аверьяне-христе, жившем во времена Дмитрия Донского и погибшем на Куликовом поле, и об Иване Емельянове, бывшем при царе Иване Васильевиче Грозном.

Об Емельянове у хлыстов сохранилось предание, что был он московский житель, Кадашевской слободы, и было у него двенадцать апостолов, с которыми он расхаживал по Москве и ее окрестностям. Царь Иван Васильевич, узнав, что Емельянов умеет предсказывать будущее, велел будто бы привести его к себе и спросил: «Правду ли про тебя, Ванька, идет людская молва, что ты пророчишь?» На это Емельянов отвечал: «Ванька-то ты, беспутный царишка, а не я. Я сын божий Иоанн. Ты царь земной, а я небесный». Царь разгневался, бросился на Емельянова, хотел его пронзить своим железным костылем, но Емельянов погрозил ему пальцем, и царь упал ниц. Показалось ему, что пред ним стоит истинный Иисус Христос, как он изображен на иконе в Успенском соборе, с угрожающим перстом. Тогда царь Иван Васильевич с честью отпустил Ивана Емельянова и будто бы позволил ему идти на все четыре стороны со своими двенадцатью апостолами и с разными силами небесными.

В начале XVII века митрополит Дмитрий Ростовский сетовал: «Окаянные последние времена наши! Святая церковь сильно стеснена, умалена, с одной стороны, от внешних гонителей, с другой – от внутренних раскольников. С трудом можно где найти истинного сына церкви; почти в каждом городе изобретается особая вера; простые мужики и бабы догматизуют и учат о вере».