Тайные общества. Полная история - Матвей Гречко

Очевидно, что сектантское причастие содержало очень сильный наркотик. За расследованием, в котором участвовал митрополит Дмитрий Ростовский[39], последовали наказания главарей, и в тот раз заразу удалось остановить. Но ненадолго!

Ушел от наказания «христос» Иван Тимофеевич Суслов. Родился он в Муромском уезде, в селе Максакове, принадлежавшем тогда Нарышкиным, от богородицы Арины Нестеровны. Ей было сто лет, когда она «родила» Ивана Тимофеевича. Обычно сектанты называли «рождением человека» не физический приход его в мир, а день вступления в секту. Иногда же объясняли иначе: мол, такое чудо свидетельствовало, что родился не просто человек, а сам христос, сын бога вышнего. Когда Ивану Тимофеевичу исполнилось тридцать лет, был он позван верховным гостем Данилой Филипповичем в Кострому. В деревне Старой «богатый верховный гость» сделал его «живым богом» и «дал ему божество». Для этого три дня сряду, при свидетелях, он возносил его с собою на небеса. После того Иван Тимофеевич, по велению отца своего, вышнего бога Данилы Филипповича, возвратился в свои места на берега Оки. Здесь одним из главнейших его притонов было село Павлов-Перевоз.

Переходя из села в село, из деревни в деревню, Иван Тимофеевич распространял учение верховного гостя, заключающееся в вышеприведенных заповедях. С ним жила девица, очень красивая собой, она почиталась «дочерью живого бога» и «богородицею». По свидетельству св. Дмитрия Ростовского, она была дочь посадского человека родом из села Ландиха.

Кроме богородицы были у Ивана Тимофеевича и двенадцать апостолов. Они ходили по селам и деревням и «проповедовали христа, аки бы истиннаго, простым мужикам и бабам, и кого прельстят, приводили к нему на поклонение, а кланялись ему без крестнаго знамения».

Конечно, долго подобное безобразие длиться не могло!

Ивана Тимофеевича схватили с сорока учениками и привезли в Москву. Здесь подвергли их допросу с пристрастием: и самого Суслова, и учеников его пытали, но безрезультатно. Никто из сектантов ни слова не сказал о том, в чем состоит их учение. И тут снова начинается легенда.

Дело передано было князю Одоевскому, который в московском Кремле на Житном дворе, где поставлена потом церковь Благовещения, пытал Ивана Тимофеевича. Жег его князь Одоевский на малом огне, повесив на железный прут, потом жег в больших кострах. Но огонь его не касался, и с Житного двора Иван Тимофеевич вышел ничем невредим. После того пытали его на Красной площади, у Лобного места, наконец распяли на кремлевской стене, справа от Спасских ворот, где после того была поставлена часовня. Когда Иван Тимофеевич испустил дух, приставленная стража из стрельцов сняла его со креста в четверг, а в пятницу похоронили его на Лобном месте в могиле со сводами. С субботы же на воскресенье он воскрес при свидетелях и явился ученикам своим в подмосковном селе Пахре. Здесь он по-прежнему учил людей божьих. Опять сведал про него царь Алексей Михайлович, опять велел взять в Москву на муки. Снова был предан Иван Тимофеевич страшным пыткам и снова распят на кресте, на том же самом месте, у Спасских ворот. Тут с него содрали кожу, но одна из учениц его покрыла тело чистою простыней, и произошло чудо: простыня обратилась в новую кожу, и Иван Тимофеевич опять остался ничем невредим. Однако умер во второй раз на кресте, но во второй раз и воскрес на третий день, также в воскресенье.

С того времени он приобрел еще больше последователей. Они звали его «стародубским христом». Молва усилилась, и Суслов в третий раз был взят по повелению царя Алексея Михайловича и в третий раз обречен на мучения. Это случилось, говорят хлысты, в то самое время, как царице Наталье Кирилловне пришло время разрешиться от бремени царевичем Петром Алексеевичем, то есть в 1672 году. Царице было пророчество, что она в таком лишь случае разрешится благополучно, если освободят от мук Ивана Тимофеевича. Царь велел его освободить.

С тех пор Иван Тимофеевич, говорят хлысты, тридцать лет прожил в Москве спокойно, распространяя тайное учение людей божьих. Московский «дом божий», устроенный им по подобию костромского горнего Иерусалима Данилы Филипповича, находился за Сухаревою башней, примерно на пересечении Садово-Самотечной и Трубной. Сюда в 1699 году пришел из Костромы к «возлюбленному сыну своему» Ивану Тимофеевичу «господь Саваоф» – верховный гость Данила Филиппович, на сотом году своей жизни. Здесь он много беседовал с сыном своим за столом, который до 1845 года, как святыня, сохранялся у московских хлыстов.

По рассказам их, из этого дома 1 января 1700 года, в Васильев день, Данила Филиппович после долгого радения на виду у всех вознесся на небо. Потому, говорили хлысты, с этого дня и стали считать новый год[40].

А Иван Тимофеевич Суслов ушел из Москвы и лет пятнадцать ходил по разным местам, в том числе и по монастырям. Потом возвратился он за Сухареву башню, но не поселился в том доме, где беседовал с верховным гостем Данилой Филипповичем, а выстроил против него другой маленький домик, который сделался вторым московским «божьим домом». Живя здесь, Суслов распространил свое учение в монастырях московских – женских: Вознесенском, Рождественском, Ивановском, Новодевичьем и Варсонофьевском, и в мужских: Воскресенском Новоиерусалимском, Симоновом и Высокопетровском. Прожив в Москве около трех лет, Иван Тимофеевич, по словам хлыстов, при многих свидетелях вознесся на небо. Бездыханное же тело его осталось на земле и было погребено сначала при церкви Николы в Драчах[41], а потом перенесено в женский Ивановский монастырь, где среди иночествовавших было уже немало последовательниц хлыстовщины. Над новою могилой лже-Христа поставлен был памятник, на котором надпись гласила, что тут погребен святой угодник божий. Тот памятник простоял около двадцати лет.

Прокопий Лупкин

По смерти Ивана Тимофеевича у московских хлыстов место его заступил нижегородский стрелец Прокопий Данилович Лупкин. Говорят, он был родным сыном Данилы Филипповича.

Он был лже-Христом с 1713 года до смерти своей, последовавшей в 1732 году, непосредственно во время сектантского радения. Лупкин страдал эпилепсией, что почиталось хлыстами за знак особой святости. Глава хлыстов не бедствовал: к 1723 году Лупкин имел уже в Москве свой дом за Яузой в Таганке.

Он был похоронен в Ивановском девичьем монастыре, рядом с Иваном Тимофеевичем Сусловым. С этого момента инициативу в сектантстве перехватили женщины.

Одно из названий «хлыстовщины» – «богородичный культ» – происходит из-за амбициозных дам, объявлявших себя непорочными девами, родившими бога. Физиологическая девственность, возраст, происхождение, а тем паче соотношение возраста матери и ее «сына» во внимание не принимались. Особо придирчивым неофитам объясняли: мол, имеется в виду «духовное рождение», т. е. вовлечение в секту.