Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

кафе пропадом! А как бы нам всем жить стало легче, открой таких кафе в городе штук пятьсот! Семейное кафе, собираются, как правило, люди друг другу известные, там хулиганство как-то в схему не укладывается, в семейном кафе и стены добру помогают…

…Я не могу взять в толк, — и ни один директор завода в толк взять не может, — отчего нельзя пьяницу и лентяя прогнать, а его зарплату передать другим членам бригады? Ну почему? Где логика? Дьяк не может позволить, чтобы произнеслось слово «безработный». «Как это так, а где завоевания революции?!» В том они, завоевания-то, что рабочих на каждом предприятии с распростертыми объятиями ждут, все права и блага им предоставлены, а гнать надо тех, кто пьет, а не работает, но при этом рубашку на груди рвет: «Я — гегемон!»[587]

Вообще, тема невозможности увольнения бездельников, имевших слишком хорошую социальную защиту, обсуждалась в изучаемый период постоянно и публично[588], хотя одновременно и признавалось, что директора при желании имеют достаточно рычагов для давления на персонал и их надо разумно использовать и не перебарщивать с жесткими мерами. В частности, «Крокодил» в 1968 году посвятил статью директору автоколонны в Минске, у которого в течение года сменилась треть работников и при этом 9/10 работников в течение года получили взыскания[589].

Вместе с тем неоднократно упоминавшийся выше сотрудник Госплана Леонид Гребнёв утверждает, что директора вынуждены были держать на предприятиях значительный процент плохо работающих и потому малооплачиваемых работников, используемых обычно на подсобных производствах, чтобы иметь возможность платить достойно тому квалифицированному меньшинству, которое делало основной объем работы. В такой ситуации общий фонд заработной платы делился в отчетах между всеми работниками и создавалось ощущение, что в среднем они получают в пределах установленных норм[590]. Эта трактовка в целом объясняет, почему, несмотря на многочисленные жалобы директорского корпуса, начальники не спешили пользоваться имеющимися возможностями по увольнению тех же пьяниц. Ведь зафиксировать их приход в нетрезвом виде на работу и оформить его два-три раза было несложно, а это означало неизбежное увольнение даже по самому мягкому варианту советского законодательства. Однако подобная борьба с алкоголизмом или мелкими хищениями была редкостью.

Другой проблемой было то, что массовое увольнение проштрафившихся и ненужных рабочих с предприятия, то есть фактически перевод безработицы из скрытой в открытую форму, перекладывало ответственность за их дальнейшее трудоустройство на плечи местных партийных органов. По этой причине заглох знаменитый щекинский эксперимент эпохи хозяйственной реформы, в рамках которого предприятию перестали утверждать среднюю цифру зарплаты, что привело к массовым увольнениям и резкому повышению зарплат и объемов производства у оставшегося персонала[591].

«Комиссия Бачурина» и разговоры о реформах в Совмине СССР в 1973–1980 годах

«Косыгинская (хозяйственная) реформа» показала, что реформирование возможно, однако экономическая либерализация ведет к неоднозначным результатам. Фактически «косыгинская реформа» оказалась остановленной на вопросе о размерах полномочий и вознаграждении директора предприятия, а также на проблеме распоряжения свободными средствами предприятий. Это признавали и сами ее организаторы. С одной стороны, реформы были обречены на противодействие со стороны различных влиятельных социальных и профессиональных групп, интересы которых они задевали, с другой стороны, как сформулировал помощник Косыгина Юрий Фирсов:

Стимулы к инициативе и предприимчивости, которые должна была создать начатая в 1965 году экономическая реформа, оказались слабее, чем выгоды от умения ловчить, получая большую долю «блата» с затратой меньших усилий[592].

Говоря другими словами, вставал вопрос: как найти баланс между возможностью высоких заработков у отдельных менеджеров и специалистов в условиях реформ и общей пользой для развития, модернизации и повышения эффективности экономики СССР, ради которой затевались реформы?

Ответы на эти вопросы продолжал искать неформальный центр подготовки к продолжению реформ в аппарате Госплана СССР, который существовал там с 1965 года, но вновь активизировался примерно с 1973-го. Как мы говорили выше, председатель ведомства Николай Байбаков был главным союзником Косыгина в деле экономического реформаторства среди руководителей крупнейших ведомств. После превосходных результатов восьмой пятилетки и позитивных в целом 1971–1972 годов наступил, как говорилось выше, неурожайный и проблемный 1973 год, породивший спрос на поиск новых методов повышения эффективности.

Как свидетельствует Фирсов, в 1975 году,

за год до 24 съезда…[593] Госплан направил в ЦК доклад о провале пятилетки, не согласовав это с Совмином, что привело к обострению отношений между Косыгиным и Байбаковым. По существу, эти два человека несли на своих плечах огромный груз ответственности за положение в экономике страны, не имея в то же время прав в отношении кадровых вопросов и применения санкций в отношении номенклатурных работников, которые находились в руках секретариата ЦК и прежде всего самого Брежнева, предпочитавшего санкциям раздачу наград во имя своего собственного спокойствия и процветания[594].

Центральной фигурой тут становится зампред Госплана Александр Бачурин. В течение всех 1970-х годов заметна его ведущая роль в попытках не только сохранить наследие реформ, но и переосмыслить их в новых условиях[595].

Так, в последние дни 1973 года Бачурин представил на обсуждение в совете одного из подразделений Госплана доклад директора ЦЭМИ Николая Федоренко о роли научно-технического прогресса в решении проблем развития до 1990 года. Через два месяца должно было состояться заседание Госплана, на котором предполагалось обсудить Комплексную программу аналогичного содержания. Оппонировал докладчику начальник отдела новых методов планирования и экономического стимулирования Госплана Николай Дрогичинский[596]. Ему показалось,

что в докладе просматривается ослабление планового начала, замена его товарно-денежными отношениями, замена централизованного планирования и фондирования основных ресурсов оптовой торговлей. Производственные объединения и хозрасчет подаются как новое явление. Хотя что здесь нового? И объединения, и хозрасчет существуют уже более 50 лет[597].

То есть в его лице консервативная часть сотрудников Госплана отказывалась делиться властью и полномочиями с директорами, но вместе с тем готова была признать масштабные организационные инновации, если они имели привычные им формы и наименования из прошлого. Отсутствие консолидированной позиции по возможным реформам даже внутри Госплана привело к переносу их разработки до следующего удобного момента, тем более что экономическая ситуация в стране (за исключением сферы сельского хозяйства) в тот момент не выглядела столь проблематичной.

Только после XXV съезда КПСС (24.02–5.03.1976) была вновь создана специальная рабочая группа во главе с Александром Бачуриным с целью выработки программы ускорения экономических реформ. От Совмина в нее вошел зампред Игнатий Новиков.

Комиссия в соответствии с пожеланиями Косыгина (сделанными им еще в ходе первой