Сладкая жизнь - Александр Генис

* Если не бояться банальности, то следует признать, что самая красивая достопримечательность Индии находится в городе Агра. Это, конечно, мраморный мавзолей Тадж-Махал. Элегантной лаконичностью он напоминает одну из тех шахматных фигур, которые изобрели в этих краях.

* 60 процентов индийцев — вегетарианцы, но это не портит, а украшает их стол. Пользуясь бесчисленными пряностями, произрастающими в здешних краях, индийская кухня облагородила овощную диету. Туриста она угощает не тоскливыми блюдами худосочного западного вегетарианства, а полноценным красочным обедом — шашлыком из творога, изящной чечевичной подливой — дал, остроумным овощным рагу, своеобразным мороженым в съедобной серебряной фольге, но главное — хлебом. Выпеченные в глиняной печи тандуре пшеничные лепешки так хороши, что могут не только сопровождать, но и заменять индийский обед.

* Самое экзотическое зрелище в Индии — рассвет на Ганге. Особенно если за ним наблюдать с набережной храмового города Бенарес, где мириады паломников совершают свой утренний туалет в виду проплывающих плотов с полусожженными покойниками. Все индусы, если они могут себе это позволить, мечтают, чтобы их погребальный обряд совершился на берегах священного Ганга, чья вода очищает плоть и помогает душе в ее трудном пути к следующему рождению.

Чтобы достоверно изобразить Америку, нужен либо атлас шоссейных дорог, либо рельефная физическая карта. Все остальное имеет лишь относительный смысл. Чужак никогда не сможет отличить тот же Мэйплвуд в штате Нью-Джерси от Мэйплвуда в штате Коннектикут. Да и в любом случае все это — географическая фикция, почтовая необходимость. Американская провинция членится не на города и поселки, а на дома и семьи. Разнообразие здесь связано с климатическими зонами и рельефом, а не с архитектурой и историей.

Универсальный характер американской провинции остался стране в наследство от ее эмигрантского прошлого. В Новый Свет всегда ехали за чем-то. То есть каждый привозил сюда проект своей будущей жизни, свое представление о счастье, которое реализовалось в конкретном списке, в перечне вещей, для счастья необходимых. Дома вы живете, потому что родились — вас не спрашивали. Но эмиграция — проблема личного выбора. Это уже акт рациональный, продукт взвешенного суждения, поступок, в большей степени вызванный не чувством, а логикой. Именно на таком утилитарном подходе и основана американская провинция. Жизнь тут построена на представлении о человеке разумном, а значит, предсказуемом. Провинция — это машина для производства счастья, которое понимается как удовлетворение всех потребностей.

На самом деле это еще только комфорт, но мы ведь с легкой душой соглашаемся на такую подмену. Нас легко убедить, что мы всегда мечтали о своем домике лужайке, бассейне, гараже, машине, безопасном районе, хорошей школе для детей, чистом воздухе, богатых магазинах, уютных ресторанах, приветливой церкви, добрых соседях и живописном кладбище.

Чтобы окунуться в атмосферу американской провинции, достаточно провести полчаса в любом маленьком городке — перелистать местную газету, поглазеть на доску объявлений, потолкаться на заправочной станции, перекусить в ресторанчике на главной площади между почтамтом, пожарным депо и банком.

Стоит все это проделать, чтобы убедиться: ты здесь чужой — гость. А ведь такое ощущение не возникает в Нью-Йорке или Париже. Город принадлежит всем и никому. В этой отчужденности есть особая притягательность. Здесь нет общего, как в провинции, знаменателя, и потому в городе так просто быть самим собой. Он ничего другого и не требует от человека, даря ему свободу — безразличие.

В провинции жизнь втягивает в паутину социальных связей. Общинный быт подразумевает и требует добрососедских отношений. Тут царит дух патриархальной гражданственности, что на практике означает участие в местной политической жизни, благотворительности, коллективном досуге. Но при этом провинция воспитывает особый тип характера, в основе которого лежит индивидуализм, самостоятельность, ответственность.

Люди здесь селятся в своих домах, на своей земле, а это совсем не то же самое, что снимать квартиру в небоскребе. Свой дом — со своим водопроводом, своей канализацией, даже своей дорогой — это автономия, независимость, самодостаточность. К тому же свое жилье приучает каждого быть рачительным хозяином — у вас просто не остается другого выхода. Вы должны знать, как починить крышу и унитаз, отремонтировать ограду или постричь газон. Никогда провинциал не может, как горожанин, позволить себе пренебрегать прогнозом погоды: кто будет чистить от снега дорожку к гаражу?

Американская провинция настолько полно выражает национальный характер, что и большие города здесь стремятся стать маленькими. Даже крупные старинные центры вроде Бостона или Филадельфии охотно провинциализируются. Конечно, в каждом из них есть нежно лелеемый исторический центр, куда водят школьников и туристов. Но для самих жителей все эти колониальные памятники — всего лишь музейный экспонат. Здесь не живут — здесь гуляют. Старые американские города уже пережили процесс атомизации — разбились на районы, на маленькие общины, где есть все, что положено, — магазины, кинотеатры, паркинги и, конечно, ряды одноэтажных домиков, которые не имеют никакого отношения к пышному историческому имени. Все, кто может себе позволить, даже в самом большом городе живут, как в маленьком, то есть по-провинциальному. Поэтому, кстати сказать, Америка никогда не знала мучительного конфликта между столицей и провинцией. Вместо чеховского рефрена «В Москву! В Москву!» американская литература знает другую ностальгию — по провинции, тоску по дому, по корням. Этот мотив стал центральным в романах одного из лучших американских прозаиков Томаса Вульфа. Вспомнить хотя бы только названия — «Взгляни на дом свой, ангел!» и «Домой возврата нет».

Провинция — скелет Америки. Мясо можно нарастить за счет небоскребов, но костяк всегда строится на хорошо проверенных, отутюженных временем консервативных истинах. Что-то похожее писал Хомяков, когда говорил, что в Англии каждый дуб — консерватор. Впрочем, речь не о политике. Речь о мировоззрении, которое выражается не в принадлежности к определенной партии, а — в обоях в голубой цветочек, в громадных тыквах, выставленных у крыльца, в конкурсах на лучшее варенье, в свитерах домашней вязки, в ярмарках народных промыслов, во всем обывательском укладе жизни, настолько укорененном в старинных традициях, что изменить его не способна самая стремительная поступь прогресса.

Как уже было сказано, американская провинция — продукт вычитания. Она хороша тем, что ее отличает от привычной нам городской культуры. Поэтому образцовым путешествием в американскую глубинку будет поездка туда, где провинция представлена в самом концентрированном, в самом чистом, в самом не разбавленном цивилизацией виде. Для этого лучше всего отправиться на юго-восток штата Пенсильвания, в край немецких сектантов-менонитов амишей, которые сумели довести искусство вычитания до такого совершенства, что их не изменившийся за последние триста лет образ жизни сохранил в неприкосновенности допотопную провинциальность.