Мир под напряжением. История электричества: опасности для здоровья, о которых мы ничего не знали - Артур Фёрстенберг

Воздействию радиоволн, причем весьма сильному, подверглись все. Переносные радиопередатчики с радиусом действия восемь километров использовались британской армией во всех окопных боях на передовой. Каждый батальон имел два таких передатчика, у каждого из них были два оператора, которые шли на передовую с пехотой. В 100–200 метрах позади, рядом с резервом, располагались еще два передатчика и два оператора. В 8 км позади, в бригадной штаб-квартире, размещался более крупный радиопередатчик, еще в 16 км позади, в штаб-квартире дивизии, находился 500-ваттный передатчик, а в 48 км позади фронта, в главном штабе армии, стоял 1500-ваттный передвижной передатчик со 120-футовой стальной мачтой и антенной в виде зонтика. Каждый оператор передавал телеграфные сообщения, полученные от передних или задних станций[332].

Все кавалерийские дивизии и бригады тоже получили передвижные и переносные передатчики. Разведчики-кавалеристы надевали специальные передатчики прямо на лошадей; их называли «беспроводными усами» – антенны, свисавшие с боков лошадей, напоминали иглы дикобраза[333].

На большинство самолетов устанавливали легкие радиопередатчики, использовавшие в качестве антенны металлический каркас самолета. Немецкие и французские военные дирижабли несли на себе намного более мощные передатчики, а японцы помещали беспроводные передатчики на воздушные шары. Благодаря радиостанциям на кораблях линии морских сражений могли растягиваться на 320–480 км. Даже подводные лодки, находясь на глубине, использовали короткую мачту или изолированный поток воды в качестве антенны для кодированных радиосообщений, отправляемых в обе стороны[334].

Во Вторую мировую войну раздражительное сердце, получившее к тому времени название нейроциркуляторной астении, вернулось с удвоенной силой. В этой войне впервые применяли не только радио, но и радары, и их излучение тоже было интенсивным и повсеместным. Словно дети, получившие новую игрушку, все страны наперебой стали придумывать новые способы ее использовать. Британцы, например, усыпали побережье сотнями радаров раннего предупреждения, мощность каждого из которых составляла более полумиллиона ватт, и установили на все самолеты мощные радары, которые могли обнаружить предметы даже размером с перископ подводной лодки. В британской армии использовались более 2000 переносных радаров, сопровождаемых 105-футовыми передвижными вышками. Еще 2000 «радаров наведения» помогали зенитным орудиям отслеживать и сбивать вражеские самолеты. На кораблях Королевского флота стояли поверхностные радары мощностью до миллиона ватт, а также воздушно-поисковые радары и микроволновые радары, которые обнаруживали подводные лодки и использовались для навигации.

Американцы установили пятьсот радаров раннего предупреждения на бортах кораблей и еще какое-то количество – на самолетах; мощность каждого из них составляла миллион ватт. Они устанавливали передвижные радары на пляжах и аэродромах на юге Тихого океана и тысячи микроволновых радаров – на кораблях, самолетах и флотских дирижаблях. В 1941–1945 гг. Радиационная лаборатория Массачусетского технологического института работала на военных не покладая рук, разработав почти сотню разных видов радаров для использования на войне.

Другие державы не менее энергично расставляли радары на земле, на море и в воздухе. Германия установила более тысячи наземных радаров раннего предупреждения в Европе и использовала тысячи корабельных, самолетных и зенитных радаров. Точно так же поступили Советский Союз, Австралия, Канада, Новая Зеландия, Южно-Африканский Союз, Нидерланды, Франция, Италия и Венгрия. Каждый раз, когда солдат отправляли в бой, они оказывались во все более густом супе из импульсных радиоволн и микроволновых частот. И заболевали в большом количестве – в армии, на флоте и в военно-воздушных силах всех стран[335].

Именно во время этой войны провели первую тщательную исследовательскую программу с участием болеющих солдат. К этому времени предложенный Фрейдом термин «тревожный невроз» уже глубоко укоренился в среде военных врачей. Летчики ВВС с кардиологическими симптомами получали диагноз L.M.F., который означал lack of moral fiber (О.М.С. – отсутствие моральной стойкости). В команде Коэна было много психиатров. Но, к их удивлению, под руководством кардиолога Пола Уайта они обнаружили объективные доказательства настоящей болезни, которая, как они заключили, не вызывалась тревожностью.

В основном благодаря громкому имени этой команды исследования нейроциркуляторной астении продолжались в США в течение 1950-х гг., в Швеции, Финляндии, Португалии и Франции – до 1970-х и 1980-х, а в Израиле и Италии – даже до 1990-х[336]. Но на любого врача, который по-прежнему верил в физиологические причины этой болезни, ставили все более яркое клеймо. Хотя доминирование фрейдистов и осталось в прошлом, они оставили неизгладимый след не только в психиатрии, но и во всей медицине. Сегодня на Западе существует только ярлык «тревожность», людям с симптомами нейроциркуляторной астении автоматически ставят психиатрический диагноз и, скорее всего, дают бумажный пакетик, чтобы в него подышать. По иронии судьбы, сам Фрейд, пусть и сформулировал термин «тревожный невроз», считал, что его симптомы вызываются не психическими причинами и «не поддаются психотерапии»[337].

Тем временем в кабинетах врачей не прекращался поток пациентов, страдавших от необъяснимой усталости, часто сопровождавшейся болью в груди и одышкой. Несколько храбрых медиков упрямо настаивали, что одними психиатрическими проблемами эти симптомы не объяснить. В 1988 г. Гэри Холмс из Центров по контролю и профилактике болезней США (CDC) придумал термин «синдром хронической усталости» (СХУ), и некоторые врачи до сих пор ставят этот диагноз пациентам, у которых сильнейшая усталость – главный симптом. Эти врачи до сих пор составляют меньшинство. Основываясь на их данных, в CDC предполагают, что распространение СХУ среди населения страны составляет от 0,2 до 2,5 %[338], а их коллеги-психиатры сообщают нам, что как минимум каждый шестой из тех, кто страдает от таких же симптомов, подходит под критерии генерализованного тревожного расстройства или депрессии.

Чтобы еще сильнее все запутать, тот же самый набор симптомов получил в Англии название «миалгический энцефаломиелит» (МЭ) еще в 1956 г.; там основное внимание уделяется мышечным болям и неврологическим симптомам, а не усталости. Наконец, в 2011 г. врачи из 13 стран выработали набор «Международных консенсусных критериев», которые рекомендовали отказаться от названия «синдром хронической усталости» и диагностировать миалгический энцефаломиелит всем пациентам, страдающим от «усталости после нагрузок», а также конкретных неврологических, сердечно-сосудистых, дыхательных, иммунных, желудочно-кишечных и прочих расстройств[339].