Среди овец и козлищ - Джоанна Кэннон

Он начал вытягивать из кармана библиотечную карточку. Он был уверен, что мать обшаривает его карманы. Когда ей наскучила собственная жизнь, она принялась копаться в чужих жизнях, просто чтобы хоть как-то скоротать время. Он подумывал о том, как бы спрятать от нее эту карточку. Может, стоило забежать к Джонсам и положить ее между страницами какой-нибудь книги? Или сунуть под коврик под столом? Но он всегда попадался. Просто был обречен на это.

– Чего это ты там шаришь в заднем кармане, а, Брайан? – спросила Шейла.

Ну, вот, все как всегда.

– Да ничего. Просто так, – ответил он.

– Не морочь мне голову этими старыми газетами, – заметила Шейла. – Ей точно кто-то сказал. Поэтому она и сбежала. Кто-то хотел, чтобы она молчала.

– Но она со всеми говорила. Не только со мной. – Брайан снова полез было в задний карман, но вовремя спохватился.

– В том-то, черт побери, и проблема, Брайан. Она болтала со всеми. И знает о нас буквально все.

Он еще крепче придавил пластинку к груди.

– Что тут знать-то? Мы ничем не отличаемся от людей, живущих на других улицах, разве не так?

Шейла поджала губы, прищурилась, и все черты ее лица как-то вдруг сузились.

– Готова побиться об заклад, даже на бабки поспорить, кто-то открыл пасть, точно тебе говорю.

Он не сводил с соседки глаз.

Шейла опустила руку и принялась шарить в траве. Опрокинула бутылку, отбросила на дорожку пакетик от чипсов и, наконец, нашла газету.

– Вот, почитай-ка, – предложила она. – Давай.

Ему страшно хотелось пить. И еще возникло это знакомое ощущение. Что-то сухо потрескивало в самой глубине горла, начало звенеть в ушах.

– Не хочу, – тихо пробормотал он.

– Давай, читай. – Шейла размахивала газетой у него перед носом. – Читай, кому говорят!

– Мне это ни к чему.

– Что ж, тогда я тебе прочту. – Она нацепила очки. – Так, минуточку, где же это… Ага, вот.

– «Местная женщина до сих пор считается пропавшей, – начала она. – Полиция пытается установить местонахождение миссис Маргарет Кризи, которая, по неустановленным пока причинам, ушла из своего дома на Авеню 21 июня нынешнего года». – Читая, Шейла водила пальцем по строчкам. – «Совершенно ей несвойственно, никаких контактов, никаких причин для такого поступка», ну и так далее и тому подобное. – Она поднесла газету поближе к лицу.

– А, вот оно, – сказала Шейла, – оно самое. «Мистер Брайан Рупер… – Она посмотрела на Брайана поверх очков, затем снова уткнулась в газету, – с той же улицы сказал следующее: «Мы все опасаемся, что с ней случилось что-то плохое, потому как вокруг полным-полно всяких подозрительных типов». – Шейла сняла очки и уставилась на Брайана. – Что это ты, черт возьми, удумал, а? Говорить с газетными репортерами?

– Мне показалось, они вели себя вполне дружелюбно, – пробормотал он.

– Газетные репортеришки? Дружелюбно? – Она ткнула в статью дужкой от своих очков. – Тебе уже сорок три, Брайан.

Он почесал кончик носа. Мать говорила то же самое.

– Пора бы тебе перестать открывать свою варежку. Газетные журналюги, Маргарет Кризи, потом эти Грейс и Тилли.

– Я ничего не говорил ни Грейс, ни Тилли.

– И прекрати чесать нос.

– Сами можете спросить, если хотите. Они как раз тут, недалеко. – Он обернулся, посмотрел на улицу, но там не было видно ни души. Не было видно ни миссис Форбс, подметающей крыльцо, ни Эрика Лэмба с газонокосилкой. Кругом царила пропеченная июльским солнцем тишина.

– Куда-то исчезли, – заметил он.

Шейла всем телом подалась вперед.

– Кто исчез?

– Грейс и Тилли. Я их видел всего минуту назад.

Шейла отложила газету и очки.

– Где видел?

– В конце улицы. – Он обернулся и указал пальцем.

– Я тебя умоляю, Брайан! Где именно в конце улицы?

– Рядом с домом номер одиннадцать.

Он обернулся к шезлонгу Шейлы, но та уже вскочила на ноги.

15 июля 1976 года

Мыло у Уолтера Бишопа было зеленое, потрескавшееся и так прилипло к мыльнице в самом уголке ванной, что мне пришлось отдирать его ногтями.

Мы с Тилли стояли рядышком и мыли руки. Я знала, что Тилли поглядывает на меня, но вместо того, чтобы повернуться к ней, рассматривала продолговатое оранжевое пятно в раковине, потому как еще не решила, что должна сказать ей хотя бы взглядом.

– Ну, вот, совсем другое дело. – За спинами у нас возник Уолтер Бишоп. – Теперь вы милые и чистенькие юные леди.

Но улыбок это у нас не вызвало. Почему-то слова эти прозвучали совсем по-другому, не так, как произносила их Шейла Дейкин.

Он протянул нам кухонное полотенце, мы вытерли руки, затем я сложила полотенце и повесила на сушилку.

– О, нет, нет, нет, – неодобрительно покачал головой Уолтер. – Мы никогда не складываем кухонные полотенца.

– Почему? – спросила я.

– Видишь ли, им нужен воздух. Иначе на них будут скапливаться микробы. Полотенце всегда висит на маленьком крючке, вот здесь.

Я проследила за направлением его взгляда и повесила полотенце на крючок, на боковине небольшого шкафчика.

– Так-то лучше, – заметил он. – У нас в доме никогда не складывали кухонные полотенца. Одно из правил моей матушки.

– А у нее было много правил, мистер Бишоп? – Я уселась в кухонное кресло. Тилли устроилась рядом со мной и положила свитер на колени. Я видела, что каждые несколько секунд она поглядывает на заднюю дверь.

– Да, – кивнул Уолтер. – Множество правил. Никогда не свистеть с наступлением темноты. Не ставить новые туфли на стол. Вставать в круг, чтобы отвадить дьявола.

Он поставил на стол два стакана. Они были серыми от пыли.

– Один для печали, для радости два. – Он улыбнулся. – Желаете лимонада?

– Вообще-то нам уже пора. – Тилли, прикрывая колени свитером, съехала на самый краешек сиденья. – Скоро дома чай будут подавать.

– О, нет, еще рано. Вы ведь только что пришли. – Уолтер налил в стаканы лимонад. – С тех пор как пропала Маргарет Кризи, гости у меня бывают крайне редко.

Он развернулся к буфету, я посмотрела на Тилли и пожала плечами.

– Ничего страшного. Еще несколько минут, и все, – прошептала я.

И оглядела кухню. Она казалась темной и какой-то несчастливой, и даже в такую жару здесь было прохладно. Все шкафчики были выкрашены в зеленый цвет, по углам комнаты из-под рваного линолеума выглядывали половицы.