Микстура для терминатора - Наталья Александрова

— Хорошо, — ответил Кирилл, — вы —профессионалы, вам и карты в руки.

Погуляли мы здорово, разошлись часа в два ночи. После меняуже пришел в нашу компанию один непьющий человек, Славик, он и развозил насвсех домой на машине. Алена предлагала мне ночевать у них, но я вспомнилаКирилла и не осталась. Вообще от разговора с ним у меня остался какой-тонеприятный осадок. Наверное, надо собраться с духом, отбросить все личное ипоговорить с ним по-хорошему, откровенно. Ведь все это очень серьезно, ребеноку меня черт-те где, не могут же они жить там всю зиму! Противный монотонныйголос перестал мне звонить, но это не значит, что он оставил меня в покое. Иесть ли новости про убийство Жени и Валентины, Кирилл должен знать, он ведьчасто бывает у Марии Михайловны, да и самого его вызывали как человека,близкого к семье. Так, убедив себя, что мне просто необходимо еще развстретиться с Кириллом, я заснула.

Не знаю, что повлияло, алкоголь или выкуренные сигареты,спала я хоть и крепко, но с кошмарами, и проснулась среди ночи от собственногокрика. Я села, включила настольную лампу и попыталась вспомнить свой сон.Говорят, если хочешь запомнить свой сон, надо обязательно его кому-нибудьрассказать. К сожалению, я свой сон могла рассказать только Аськиномуигрушечному медведю, наутро от него было бы мало толку.

Итак, мне снился опять тот же подъезд на улице Некрасова,обшарпанная лестница, скульптура ангела в нише над окном, вот дверь. Я толкаюдверь и вхожу. Язычок замка утоплен, дверь мягко закрывается за мной. Вквартире беспорядок, я осторожно вхожу в комнату, замечаю краем глаза на стулев прихожей свою сумочку. Мне бы схватить ее и уйти, но какое-то болезненноелюбопытство гонит меня в комнату. В комнате прямо напротив двери сидитпривязанный к креслу человек. Это Вадим. Хоть лицо его искажено гримасой боли,его можно узнать. Ошеломленная, я останавливаюсь на пороге и вглядываюсь в егозастывшее лицо. Вдруг мне кажется, что он еще жив, что ему можно помочь, яделаю шаг к креслу, спотыкаюсь обо что-то и с размаху лечу вперед. Чтобы не упасть,я вынуждена ухватиться за кресло, мое лицо оказывается вровень с лицом Вадима,и тут я вижу маленькую аккуратную дырочку у него на лбу. Я понимаю, что Вадимявно и безнадежно мертв. Именно в этот момент меня и сфотографировали, потомучто через две минуты я отскочила от кресла и больше к нему не подходила. Якинулась к двери, нашла в прихожей свою сумочку, а дальше кто-то стукнул менябольно чем-то по затылку, и я потеряла сознание. Не память, а сознание.

— Это не сон, — сказала я медведю, — теперь явспомнила, все так и было на самом деле.

Не знаю, может быть, повлияло количество выпитого, но ятеперь точно помню, что, когда пришла в квартиру Вадима, он был уже мертв.

— Понимаешь, Кирилл, это значительно меняетдело. — Я внимательно посмотрела на медведя.

Его подарили Аське Галка с Серегой на прошлый день рождения.Медведь был большой, светло-бежевый, в клетчатых штанишках. Аське медведь оченьнравился, но мы никак не могли подобрать ему имя. А сейчас, мне кажется, янашла подходящий вариант — по-моему, медведю очень понравилось имя Кирилл. Япочесала его за ухом и щелкнула по носу.

— Так вот, завтра прямо с утра я пойду к твоему тезке искажу ему, что если он мне не расскажет немедленно и подробно, чем онзанимается, то я иду в милицию и полностью раскалываюсь. Вадима я не убивала, ана остальное мне плевать. Пускай они защищают меня и моего ребенка, им, в концеконцов, за это деньги платят.

С этими мыслями я заснула, выгнав медведя с дивана, теперьмне почему-то показалось неприличным спать с ним в одной постели.

Я встала очень рано, по звонку будильника, привела себя впорядок, надела черный свитер и брюки, потому что на улице было пасмурно иветрено, утепленную куртку, чтобы не застудить шею, и отправилась прямо кКириллу, собранная и решительная. Однако дома его не оказалось, во всякомслучае, на звонок мне никто не открыл. Спит он или дома не ночует? Я грохнула вдверь кулаком.

— А он уже ушел! — ехидно высказалась выходящая изпарадной нахалка лет двенадцати с ранцем.

Похоже, в этом доме, как в деревне, от людей ничего нескроешь. Куда его понесло в такую рань, ведь еще только полдевятого! То целымиднями дома, то с утра пораньше куда-то усвистал. Странный тип!

Я вышла на Зверинскую и посмотрела по сторонам. Вдалеке узоопарка мелькнул черный пушистый хвост. Что-то знакомое, да это же Цезарьсобственной персоной! Его роскошная шуба и меланхолический вид. А рядом с ним,конечно, Кирилл. Я уже хотела было ускорить шаг и окликнуть Кирилла, как вдругзаметила, как чуть поодаль, примерно между мной и Кириллом, по улице идетмаленький старичок, естественно Карамазов, кому же еще и быть. Как только я идук Кириллу, так он тут как тут. Однако Карамазов вел себя как-то странно.Кирилла и Цезаря он, конечно, видел, но не подходил к ним, держался поодаль идаже делал все, чтобы Кирилл его не заметил. Со стороны не было заметно, чтоКарамазов за ними следит, но я-то шла сзади и видела, как он замедляет шаг идаже один раз спрятался за водосточную трубу, когда Кирилл случайно обернулся.Неужели этот охламон Цезарь не чувствует слежки, ведь он хорошо знаетКарамазова! Куда там, выступает медленно с выражением глубочайшего презрения наморде. Правда, морду я его не видела, но не сомневалась, что это так. НаКронверкском Кирилл потянул Цезаря к дому Марии Михайловны, а я заколебалась.Если сейчас побежать за Кириллом, то увидит Карамазов, мне почему-то этого нехотелось. С другой стороны, зачем он следит за ними? Я быстро обогнула дом,забежала вперед и выскочила на улицу прямо перед Карамазовым. Мы столкнулись сним нос к носу, и это было для него так неожиданно, что он еле-еле успелпридать своему лицу приветливое выражение, а до этого выражение у него былоозабоченное.

— Здравствуйте, милая Танечка! — громкообрадовался Карамазов. — Какими судьбами в наш район?

— Да вот, искала Кирилла, думала, что он с собакойгуляет, да не нашла. А вы его не видели?

— Нет, сегодня не встречал, уж простите, —поспешно ответил Карамазов.

Врет и не краснеет! Но только зачем ему это нужно? Япосмотрела на него повнимательнее и вдруг увидела его другими глазами, какбудто его осветил яркий беспощадный свет. Он был весь не такой, каким хотелказаться, он весь был насквозь фальшивый. Он старался выглядеть беспомощнымглубоким стариком, однако я не раз замечала, как легко и быстро он ходит, каксвободно двигается. Его старомодные обороты речи производили впечатлениетеатральных реплик. Они звучали искусственно, как сценические монологи старыхактеров, воспитанных по системе Станиславского.

И все было в нем таким же нарочитым: его детский костюмчик,его маленькие ручки, выглядывающие из крахмальных манжет, его палочка —небольшая деревянная резная трость с надетой внизу маленькой резиновойгалошкой.

Да начать даже с его профессии. Он постоянно повторял: «Унас в Эрмитаже, у нас в Эрмитаже…», так что у собеседника возникаловпечатление, что он, как минимум, научный сотрудник музея, но я-то теперьзнала, кем он там работает. Может быть, именно из-за противоречия между егопостоянными упоминаниями Эрмитажа и вульгарностью его истинной профессии у менясложилось ощущение его фальшивости? Спору нет, у нас всякая профессия нужна, новсе же тут было все не просто… Нет, я видела Карамазова как бы со стороны и несомневалась: он не тот, кем хочет казаться. Вовсе он не скромный непрактичныйинтеллигентный старичок, а жесткий, умный, циничный, прекрасно знающий, чего онхочет, и на все готовый ради осуществления своих целей человек. Такой человекничего не делает случайно…