Истина - Эдуард Хруцкий

— Кстати, — Некрасов стукнул карандашом по столу, — во сколько завтра ваш самолет?

— В 10.40.

— Разница во времени?

— Плюс три.

— Значит, вы прилетите туда практически в 16 часов с минутами?

— Так точно.

— Что же, доброго пути…

* * *

Все это Казаринов восстановил в памяти, сбегая по полутемной лестнице. Он никогда не спускался на лифте, считая, что подобная пробежка с восьмого этажа весьма полезна для здоровья. Правда, уже лет десять подряд он собирался подниматься пешком наверх и даже раза два пробовал, но бросил, находя удобные поводы.

Когда-то, в годы незабвенного лейтенантства, ему очень нравились ночные тревожные вызовы. Он бежал по этой лестнице, минуя с детства знакомые двери, полный чувства некой особенности своего положения. За дверями мирно спали люди. А он, лейтенант Женя Казаринов, спешил вниз, к машине. Позже, когда он стал старше и приходилось уже отвечать не только за себя, но и за подчиненных, ночные вызовы казались ему недоработкой и поэтому тревожили. А потом он просто привык. И стали они неотъемлемой частью работы, такой же, как дежурство по управлению.

Машина стояла у подъезда. Шофер курил, и запах табака ощущался особенно сильно в ночном, чуть влажноватом воздухе.

Казаринов поздоровался и сел на заднее сиденье. Машина тронулась. Он опустил стекло, влажный воздух приятно захолодил лицо. Теперь можно было подумать об экстренном вызове. Что могло случиться? Неужели появилась еще одна жертва? Он вспомнил, что вчера ни Лунева, ни Субботина, ни Брозуля не было дома. От мыслей этих Казаринову стало совсем худо.

Прапорщик у входа в здание проверил удостоверение и, прочитав фамилию, сказал:

— Товарищ подполковник, вас просил немедленно зайти дежурный.

— Спасибо.

Дежурного он встретил в коридоре. Казаринов плохо знал этого немолодого полковника, недавно переведенного в центральный аппарат из области.

— Подполковник Казаринов? — спросил дежурный.

— Да.

— Пойдемте, для вас сообщение.

— Откуда?

— Из Петропавловска, североказахстанского.

В дежурной комнате он взял протянутую бумагу.

— Генералу Некрасову сообщили? — спросил Казаринов.

— Да. Он скоро будет.

— Я у себя.

— Хорошо. — Дежурный взял трубку зазвонившего телефона.

После яркого света дежурной комнаты коридор управления показался бесконечным и темным. Ориентируясь по памяти, он шел, пока из-за поворота не забрезжила размытая желтизна лампы на лестничной площадке. Казаринов на ощупь вставил ключ, открыл дверь кабинета, зажег лампу, еще раз перечитал сообщение. Вот тебе и допрос Сичкаря. Еще несколько часов назад все казалось необычайно простым. Полет в Петропавловск, беседы с Сичкарем и след четкий, проработанный.

Видимо, не один он понимал, что Сичкарь выведет на след. Интересная складывается ситуация. Писатель Бурмин через сорок три года находит след предателя и гибнет. Некто, застрелив его, забирает документы, связанные с его работой над книгой. Майор милиции Наумов из множества версий выбирает одну, на первый взгляд невероятную, и начинает отрабатывать ее. А почему, собственно, версия эта невероятна? Видимо, из-за специфики работы майора.

Попади дело сразу в контрразведку, там бы начали отрабатывать гродненскую линию, а остальные как вспомогательные. А уголовный розыск ищет несколько иные причины убийства. Но как только Наумов находит подлинную причину, его пытаются ликвидировать.

Так чем же мы располагаем на сегодняшний день? Ясно, что есть человек, выдавший в сорок третьем году группу. Он, безусловно, жив, вооружен и опасен. Если бы он стрелял из вальтера, или парабеллума, или ТТ, или из любого оружия, оставшегося после войны, Казаринов никогда не выстроил бы еще одну версию — связь с западными спецслужбами. Именно там ему дали пистолет «намбу» с глушителем. Именно там.

Впрочем, до сегодняшнего сообщения из Петропавловска была у него мысль о совпадении. В практике случаются самые невероятные вещи.

Казаринов достал из сейфа дело об убийстве Бурмина. Начал вновь проглядывать его.

Дверь без стука открылась, в комнату вошел Некрасов.

Казаринов встал, сдернул со спинки стула пиджак, быстро надел его.

— Здравствуйте, Евгений Николаевич.

— Здравия желаю, товарищ генерал.

— Ну что, — Некрасов сел, зло шлепнул ладонью по столу, — садитесь. Ожидали вы этого?

— Честно говоря, нет.

— И я не ожидал. Не думал, что он так мобилен и оперативен. Судя по всему, мы опять в темноте?

— Ночью кто-то пытается убить Наумова, утром вылетает в Петропавловск, убирает Сичкаря.

— Мне думается, Александр Дмитриевич, что о Сичкаре убийца узнал перед самым нападением на Наумова. Вернее, так: Наумов узнал о Сичкаре, а это стало известно убийце.

— Значит, противник, давайте будем называть его так, узнает, что Наумов собрался к Сичкарю, и нападает на него. Следовательно, Евгений Николаевич, противник имеет отношение к следствию.

— Вы думаете…

— А здесь, дорогой Евгений Николаевич, и думать нечего. Наши действия таковы. Вы летите в Петропавловск, а Головко занимается Брозулем, Субботиным, Луневым.

— Согласно полученным данным, они вполне достойные люди, а Субботин — полковник госбезопасности в отставке.

— Прекрасно. Надеюсь, вы не думаете, что я приехал ночью обсуждать с вами прописные истины?

— Не думаю, — усмехнулся Казаринов.

— И правильно. Не буду держать вас в неведении. Вы летите через полтора часа.

— Но…

— Спецрейсом. Я договорился с кем следует, ради нас пилот чуть изменит курс.

— Место посадки далеко от города, Александр Дмитриевич?

— Вы сядете в аэропорту, там вас встретят. С вами полетит майор Катаев.

— Слушаюсь.

— Собирайтесь.

— У меня все готово.