Мы с королевой - Сью Таунсенд

— Нет, — ответила Анна. — Гроб может везти Гилберт.

— На чем?

— На повозке отца Спигги.

— Красочкой пройтись, и порядок, — добавил Спигги.

— У меня в кладовке есть несколько банок, — воодушевился Джордж.

— Послушай, Анна, милая, — сказала королева, — невозможно же хоронить маму на цыганской повозке!

Анна, которая в прежней своей жизни нередко выступала в поддержку цыган и их прав, несколько ощетинилась от этого пренебрежительного тона. Зато Спигги, в чьих жилах текла цыганская кровь, ничуть не обиделся.

— А я твою мамашу, Анна, понимаю. Что тут говорить, торжественными похоронами это не назовешь.

— Да ваша матушка была бы не против, — сказал королеве Джордж. — Я заметил, у нее, когда она ехала в карете, всегда бывало такое счастливое лицо.

Королева слишком устала и измучилась, чтобы спорить, и подготовка к торжественным похоронам, как их представляли себе в переулке Ад, пошла своим чередом. Было решено, что похоронным дрогам лучше всего подойдут краски лиловая и черная; Джордж, Спигги и Анна принялись соскребать с повозки прежнее веселое разноцветье — через два дня выезд по совсем не веселому поводу.

Британская ассоциация любителей занятий на свежем воздухе собралась на ежегодный торжественный ужин в Национальном (бывшем Королевском) географическом обществе. Банкетный зал был заполнен мужчинами и женщинами с обветренными лицами и отменным аппетитом. Байдарочники болтали с альпинистами. Мастера по спортивному ориентированию обменивались шутками с владельцами спортивных магазинов. Было заметно, что многие участники ужина чувствуют себя в вечерних туалетах неловко; им явно не терпелось снова влезть в свои видавшие виды тренировочные костюмы.

Почетным гостем на банкете был Джек Баркер. Он восседал за центральным столом; по правую руку от него сидел представитель Союза байдарочников Великобритании, а по левую — председательница Британской ассоциации спелеологов-любителей. Джек изнывал от скуки. Он терпеть не мог вылазок на природу, но сейчас охотно полез бы на Бен-Невис[51], даже задом наперед и нагишом, лишь бы не выслушивать очередное бесконечное повествование о том, как его соседка по столу оказалась в затопленной пещере. Он отодвинул тарелку — суп отдавал рыбой.

— Это что за суп? — спросил он у стоявшего позади церемониймейстера.

— Рыбный, господин премьер-министр.

Когда Джек съел почти полпорции цыпленка по-королевски, его вдруг прошиб пот и он сильно побледнел.

Наклонившись к нему, представитель Союза байдарочников Великобритании с беспокойством спросил:

— Вы себя хорошо чувствуете, сэр?

— Не очень, — признался Джек.

Эрик Тремейн, присутствовавший на ужине как скромный член Британского клуба автотуристов и посаженный далеко от почетных мест, с тайным ликованием наблюдал, как церемониймейстер выводит Джека из зала.

— Какое неприличие, — заметил Эрик своему соседу, мастеру по затяжным прыжкам с парашютом, глядя, как Джека неудержимо рвет в зажатую в руках полоскательницу.

Когда в больнице Св. Фомы сделали лабораторный анализ супа из Джековой тарелки, то в нем обнаружились следы самого распространенного в стране гербицида и небольшая примесь средства для уничтожения улиток.

Поскольку Джек был единственным, кто пострадал на банкете, врачи и полицейские эксперты пришли к выводу, что имела место неумелая попытка отравить премьер-министра.

Следующим утром Эрик Тремейн сидел в своем прицепе на площадке для машин неподалеку от Ист-Кройдона. Он в третий раз перечитал заголовок «ОТРАВЛЕНИЕ ПРОВАЛИЛОСЬ — ПРЕМЬЕР-МИНИСТР ЖИВ» и с отвращением отшвырнул газету.

В день похорон королева проснулась рано. Она полежала немного, вспоминая мать, потом выглянула в окно. Солнце затопило переулок Ад. Возле дома Дианы стояла машина Фицроя Туссена.

Покопавшись в куче перепутавшихся колготок телесного цвета, королева наконец нашла пару, в которой почти не было спущенных петель Она надела темно-синее шерстяное платье и, порывшись в нижнем ящике гардероба, отыскала синие лодочки. Затем отправилась в кладовку и долго перебирала коробки, пока не наткнулась на подходящую шляпу: синюю с белой репсовой лентой. Она примерила шляпу перед зеркальцем в ванной. До чего же я сейчас похожа на себя прежнюю, подумала она. С тех пор как они переехали в переулок Ад, она все время ходила в удобных юбках и свитерах. А теперь, в траурной одежде, она самой себе казалась напряженной и чересчур официальной.

Сойдя вниз, она покормила Гарриса, поджидавшего ее за кухонной дверью, потом налила себе кружку крепкого чая и пошла с нею в садик позади дома. У Беверли Тредголд бельевая веревка была увешана детскими вещичками, колыхавшимися на ветерке. Королева услышала, как взвыла стиральная машина Беверли, переходя на отжим. По другую сторону, в саду у Анны, она увидела Гилберта, жующего охапку сена. И вот уже отовсюду несется плеск воды, хлопанье дверей и голоса: обитатели переулка Ад встают и собираются на похороны, назначенные на раннее утро.

Вернувшись к себе, королева пригладила волосы, чуть-чуть подкрасилась и, взяв сумку, перчатки и шляпу, пошла в домик матери. Окна, по местному обычаю, были зашторены в знак того, что в доме кто-то умер. В кухне Филомина мазала маслом груду нарезанного белого хлеба, рядом на пергаменте лежал оранжевый тертый сыр, куски розового колбасного фарша и бежевая глыба мясного паштета — начинка для сандвичей, которые пойдут на поминки. Вошла Вайолет Тоби, в руках у нее был поднос с горой крошечных, облитых немыслимо яркой разноцветной глазурью пирожных.

— Спасибо, — сказала королева.

Следом Беверли Тредголд принесла большой фруктовый пирог, чуть подгоревший с боков. Вскоре маленький пластмассовый столик, стоявший посреди кухни, был завален всякой снедью.

Прибыла принцесса Маргарита, вся в черном, и объявила:

— Люди раскладывают на лужайке перед маминым домом кошмарные букетики дешевых цветов.

Королева вышла на крыльцо в ту самую минуту, когда миссис Крисмас клала на траву охапку васильков; на прикрепленной к ним открытке было написано: «С искренними сабалезнованиями, супруги Крисмас и сыновья»

Вокруг толклись другие жители переулка Ад, читая надписи на цветочных подношениях. Было там и подношение от инспектора Холиленда — традиционный венок из красных, белых и голубых гвоздик. На открытке значилось:

«Да пребудет с Вами Божья благодать. От инспектора Холиленда и ребят у кордона»

Но самую пышную и красивую дань памяти усопшей нес через дорогу Фицрой Туссен. Две дюжины благоухающих лилий, окруженных облачком гипсофилы . Тут подъехал фургон цветочника, и от исполненных сочувствия соседей по переулку Ад на траву легли новые венки и букеты. Тони Тредголд оборвал всю сирень с запаршивевшего деревца, росшего у него в саду.