Пыльная зима - Алексей Слаповский

Моторы взвыли и заглохли. Оба сразу.

– Вот еще! – воскликнул Запальцев. – В технике разбираешься?

– На уровне велосипеда.

– Ладно, будешь помогать. Видишь вон тот тросик? Тяни его.

– Вот этот?

– Да. Тяни.

Неделин тянул тросик, который совершенно ни к чему было тянуть, а Запальцев давал моторам холостые обороты, моторы выли, исходя синим дымом.

– Сильнее! – крикнул Запальцев.

Неделин старался – согнувшись над моторами, стоя спиной к Запальцеву. Надо сделать всего три движения: рывком вынуть из уключины весло, размахнуться, ударить. Три секунды. Ну пять.

– Обоими руками тяни! – крикнул Запальцев. (Чтобы не обернулся, чтобы весь ушел в свой идиотский труд.)

Раз! – вынул весло. Два! – занес над затылком Неделина. Три!

– Не обоими, а обеими! – сказал Неделин. – Неужели Елена… – и обернулся, почувствовав странную тишину за спиной.

– Что Елена? – спросил Запальцев, держа весло над головой Неделина.

– Разве она тебя не поправляет? Она не любит, когда неправильно говорят, – изумленно произнес Неделин.

Бить, конечно, надо было ребром весла, но Запальцев упарил плашмя – для того, чтобы не было крови? – или пожалел? пожалел сделать слишком больно до того, как утопить?

Неделин поднял руки, но не успел подставить их под удар, весло стукнуло и соскочило с головы вбок. Неделин сел на борт, лицо исказилось от боли. Запальцев, мучаясь от вида этой боли – на лице, которое ему так знакомо, на своем бывшем лице! – второй раз занес весло и ударил плашмя, сбоку, сшибая Неделина в воду и недоумевая, зачем он это делает.

Всплеск – и тело скрылось в воде. Неделин, бросив весло, подскочил к борту, вцепился в тело руками, оно шевелилось безвольно, безжизненно. Он повернул лицом вверх, глаза Запальцева были закрыты. Что ж делать-то, господи! Оглядевшись, Неделин увидел моток веревки, обвязал этой веревкой Запальцева под мышками, потянул на себя, но мало чего добился, тело только чуть поднялось из воды. Неделин привязал веревку – пусть будет пока хотя бы в таком положении, – схватил весло и попытался приподнять Запальцева, действуя веслом, как рычагом, подсовывая весло под веревку. Еще немного, еще – и вот уже голова на уровне борта, плечи на уровне борта, Неделин перехватил и, упираясь ногами, изо всех сил потащил страшно тяжелое тело. Наконец эта масса перевалилась через борт, грохнулась на дно лодки, скорежившись между сиденьями. Неделин стал делать искусственное дыхание: нажимать на грудь, разводить и сводить руки. Хлынула изо рта вода, Запальцев что-то промычал.

– Все в порядке! – закричал Неделин. – Все в порядке, дорогой ты мой! Ты жив!

– Сволочь! – прохрипел Запальцев.

– Сволочь, сволочь, как и ты! – бодро успокоил его Неделин. – Не надо было нападать, голубчик. Надо было честно обменяться!

– Отдай! – Запальцев схватил его вялыми руками и попытался трясти. – Отдай, все равно тебе не жить!

– Ну знаешь ли! Я ведь и к рыбам могу отправить. Мотор вон к ногам привяжу и будешь на дне стоять, пароходам честь отдавать. Так что лучше не рыпайся.

– Не хочу, – сказал Запальцев.

– Стыдно! – сказал Неделин. – Каждый должен отвечать за себя, а так, чтобы я не я и рожа не моя – нет, брат, не выйдет!

– Ты еще мне мораль читать будешь, сука рваная?!

Действительно, подумал Неделин, с его стороны морализаторство вовсе неуместно. Но вот потянуло же что-то за язык.

– Как этой дурой управлять? – спросил он. – Или сам домой отвезешь?

Запальцев очухался, и в его голове первым делом зашевелились конкретные мысли.

– Учти, все перепишешь на мое имя. Дачу, машину, катер. Нет, на мое имя нельзя, меня ищут. На другое лицо.

– Ладно.

– Все кооперативные дела тоже передашь мне, то есть они у меня и останутся.

– Тоже через другое лицо?

– Тоже. Леночке сделаешь какую-нибудь гадость, чтобы она тебя разлюбила. А я ее опять подхвачу.

– Я попробую. То есть я просто удалюсь от всего.

– Скотина ты.

– Не ругайся. Это – игра природы…

Вечер.

Жена ставит перед Неделиным тарелку с ужином: макароны и две котлеты. Говорит про ужасные времена, даже макароны трудно достать, а котлеты, извини уж, из готового фарша, купленного в кулинарке, да и то по случаю, все исчезает, все… – не очень противно?

– Нормально, – говорит Неделин.

Елена про что-то рассказывает, он не слушает, зная, что и для нее самой это исполнение ритуала, надо ведь как-то… надо ведь что-то… надо жить…

Она говорит, а сама кладет перед ним газету, он ведь всегда ел с книгой или газетой. Неделин делает вид, что читает, но на самом деле читать давно уже не может, ничего не может читать в газете: ни агонизирующих передовиц, призывающих к укреплению партийных рядов (поскольку газета называется «Коммунист»), ни более или менее содержательную середку газеты, ни даже объявления и прочую мелочь на последней полосе. Все тревожит, бесит, раздражает, все сразу же, с места в карьер, заставляет скакать мысли, воспаляет мозги – а он этого не хочет. Ну вроде что такого, если скользнуть глазами по объявлению: «Утерянную лимитированную книжку (чеки с 489802 по 489825) арендного коллектива скреперистов УМ объединения “Агропромдорстрой” с остатком 31 860 руб. 80 коп. СЧИТАТЬ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ». В голове же Неделина все начинает колобродить, он злится на дикое слово «Агропромдорстрой», злится на то, что не понимает что такое УМ, он представляет, как доверенное лицо этого самого арендного коллектива, какой-нибудь хваткий деловой человек, отмечая удачную сделку, наклюкался в ресторане, по дороге домой падал и валялся – и потерял лимитированную книжку, и его теперь презирают товарищи, а может, и изгнали из арендного коллектива скреперистов, его ругает жена, его не уважают дети, он пьет с горя… а что такое скрепер, кстати? – что-то связанное с разрытием и перевозкой земли? – и возникает перед глазами картина какой-то стройки, рабочие возятся. В холоде и грязи, поскольку осень, тоска-то какая, но вот перерыв, зашли в будку погреться, выпить чаю, а то и водки, а водку нынче достать не так просто, некоторые наловчились гнать самогон и уверяют, что это даже лучше водки, а что, если тоже взять и сделать самогонный аппарат? – и цепляются, цепляются мысли и образы, лезут и лепятся, мучают, и хочешь отвлечься, думать о другом, и уже вроде получается, но как будто вдруг включают радио: «Утерянную лимитированную книжку…» – и все пошло-поехало заново.

И поневоле начнешь читать другое что-нибудь в газете – чтобы отвязаться от этой колобродицы.

А другое и того хлеще: «Объединение разнобытовых услуг “Эра” реализует траурные венки по РАЗЛИЧНЫМ И УМЕРЕННЫМ ЦЕНАМ. Обращаться по адресу…» и т. п. Здесь бесят слова «разнобытовых» – уродство какое! и «реализует» – применительно к венкам. Вспоминается объявление на саратовском похоронном бюро «Ритуал»: «Кафе “Сюрприз” организует поминальные обеды…» Мать вашу, люди, вы что? Если вы устраиваете поминальные обеды – спасибо, конечно! – вы уж переименуйте кафе-то, остолопы!.. Вспоминаются похороны матери Фуфачева… Вспоминаются похороны матери своей, к которой он после возвращения съездил-таки на могилку вместе с сестрой, сестра недавно пригласила на день рождения, пили, пели, ели, тоска, а больше всех ненавистен был бард, друг Георгия, который пел смешную песню, то есть он и голосом, и мимикой, и шустрым бряканьем гитары показывал, что песня жутко смешная, хотелось же плеснуть ему чем-нибудь прямо в его кривляющийся рот; сестра говорит – стал мрачным! Георгий сует книжку по аутотренингу – да пошли бы вы все!.. Гитару разве купить и играть себе вечерами, играть и играть…