Королева вампиров - Джой У. Хилл

Еще я чувствую, что над тобой сгущаются тучи.

Помнишь, ты называла мою пустыню «песочницей»? Так вот, я вылез из песочницы и теперь буду настороже.

Если я могу быть полезен тебе, я готов на все. Хотя бы для того, чтобы новоявленные женихи (а они скоро сбегутся к тебе) оставили тебя в покое. Ты знаешь, что я не ищу власти и твоей физической любви. Я лишь предлагаю свою поддержку. Ты — сила Совета, а они слишком молоды, чтобы обойтись без нее. Я буду стоять за тебя.

Мейсон обладал потрясающим чутьем. В своей пустыне, вдалеке от мира вампиров, он почувствовал те же темные подводные течения, которые она сама заметила не так давно. Что ж, быть может, это знак. Мейсон наконец принял на себя обязательства. Он и удар примет на себя. Его слову можно доверять.

Лисса, вздохнув, надорвала второй конверт. Оттуда выпал конверт поменьше. На нем стояла печать Томаса.

Она смотрела на него секунду, потом перевела взгляд на короткую записку от руки. Она была от аббата.

Миссис Уэнтворт, брат Томас дал мне это письмо за несколько недель до своего ухода. Он просил, чтобы я отослал его вам точно в эти числа. Я надеюсь, что в нем вы найдете слова, которые принесут вам успокоение. Мы рады, что он наконец принят в чертоги Господа, хотя нам его очень не хватает. Спасибо вам за то, что продолжаете нас опекать.

Почему это письмо не принес Джейкоб? Может быть, это дополнительная рекомендация, если бы вдруг Джейкоб не смог добиться у нее аудиенции. Она повертела письмо в руках, осмотрела печать, затем сломала ее.

Миледи!

К настоящему времени, я уверен, вы прокляли мою наглость сотню раз, и я чувствую, как меня лижут языки пламени за те грехи, которые я совершил, чтобы увериться в том, что Джейкоб будет принят к вам на службу. Теперь я могу сказать наконец, что моя любовь к вам и к Богу всегда были равноправны в моем сердце. В хорошие дни я надеялся, что это лишь указывает, что моя служба вам также служит воле Бога. В плохие дни я думал, что, возможно, заблуждаюсь, и последние сто пятьдесят лет жизни были борьбой между Люцифером и Богом за мою душу, хотя я не могу представить, что она настолько важна для них.

Я легко устаю, а это письмо я не могу диктовать Джейкобу или кому-нибудь еще, поэтому буду говорить прямо. Сейчас, подозреваю, вы запутались в своих чувствах, не понимая, почему вы его так хотите, этого мужчину, которого только что встретили. Ибо я не сомневаюсь, что Джейкоб преуспел в своем служении.

Почувствовав приступ головокружения, Лисса села на кровати.

Я расскажу вам, что Джейкоб — это половина вашей души. Вы, вероятно, уже дали ему первую и вторую метки, почти не колеблясь, чем сами себя удивили. Теперь вы удерживаетесь от того, чтобы дать ему третью, только из страха приговорить его к ранней смерти. Вы думаете, я не знаю, что вы были заражены и умираете, когда вы так и не приехали больше ко мне в монастырь? Вы думаете, я так плохо вас знаю?

Слезы жгли ей глаза, и она сморгнула.

Помните, жизнь — это великий дар, но ценность его зависит лишь от того, что мы делаем с ней. Вы всегда обходились с людьми — пусть и с уважением — но все же как с низшими созданиями по отношению к вашему виду. Джейкоб смущает вас, потому что он заполняет часть вашей личности, о которой вы думали, что она может быть заполнена только равным. Следовательно, он — равный.

Я знаю, что вы со скепсисом относитесь к моим исследованиям, но, изучив долгую историю вашей жизни, а также применив другие методы, за которые моя душа будет проклята, я уверился — целиком и полностью — что Джейкоб служил вам раньше, в двух предыдущих жизнях.

Помните ли вы того рыцаря, который спас ваш караван от нападения охотников на вампиров во времена Крестовых войн? Он был с вами недолго, потому что должен был исполнить свою миссию, но вы его так хорошо запомнили… это был Джейкоб. И стражник-самурай, которого приставили к вам, когда вы были ребенком. Тот, кто был убит, когда защищал ваш отход, когда дом вашего отца был захвачен его врагами. Вы качаете головой…

Лисса перестала качать головой и нахмурилась.

… но теперь, когда я посеял семена, вы начнете пожинать воспоминания и поймете, что было общего у тех двоих с мужчиной, который ныне у вас на службе. Джейкоб знает мои теории на эту тему, и хотя он тоже не чужд вашего скептицизма, он не может противостоять своему необъяснимому побуждению служить вам. Пожалуйста, услышьте меня, миледи. Его душа не выживет, будучи снова отделена от вашей. Дайте ему сделать собственный выбор, прежде чем попытаетесь сделать выбор за него.

Я гадал, почему вышло так, что его дух служил вам как стражник-самурай и как рыцарь две жизни, разделенные двумя столетиями, но до сих пор ни разу не встретился на вашем пути. К несчастью, я уверен, что это оттого, что он приходит к вам, когда ваша жизнь подвергается несомненной опасности. Благодаря вашим невероятным способностям такое случалось лишь трижды.

Как я уже говорил, Джейкоб — это последний мой дар вам. Пожалуйста, верьте своему сердцу.

Ваш верный слуга

Томас.

Лисса упала ничком на постель, зарылась лицом в подушку. Нет. Томас был болен, его разум был источен недугом, он — из лучших побуждений, несомненно — воображал, что может дать ей нечто несуществующее, романтическую фантазию. Если она поверит в это, то убьет Джейкоба своим эгоизмом и желаниями. Вероятно, как и письмо Мейсона, это знак. Знак того, что ей нужно покончить со своим безумным существованием прежде, чем придя в себя, она, она опять обнаружит труп.

* * *

Джейкоб добрался домой за несколько секунд до восхода. Его снедала неодолимая тревога, и, когда до цели оставалось несколько миль, он попросил Ингрема прибавить газу.

Бран ждал его на гравийной дорожке и, скуля, бросился к нему. Джейкоб похолодел. Он наспех поблагодарил мистера Ингрема и бросился в дом, вверх по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней.

Над горизонтом показалось солнце. Лисса разбила витражное стекло в восточной части верхней гостиной. Ее ладони были еще в крови, хотя раны уже зажили. Она лежала на полу точно в том месте, куда каждое утро падал свет сквозь красно-сине-золотистое стекло. Джейкоб оттащил ее в сторону, опустился на колени рядом с ней. Потом отнес в спальню и уложил в постель.

— Я не превращусь в чудовище, как Рекс, — прошептала она. — Лучше умру. Вот так кончается жизнь вампиров.

— Нет.

Гидеон как-то говорил ему: «Умный человек знает, когда надо отказаться от гордости, чтобы набраться мудрости». Воспитанный в социуме, где индивидуальность считают достоинством, а уникальность — правотой, где порицают подчинение чужой воле, он вопреки клятве, которую дал с самого начала, ставил Лиссе условия.

— Простите меня, миледи, — склонив голову, он упал на одно колено у кровати. — Вы были правы. То, что я сделал, непростительно. Я ваш слуга, и я никогда не должен входить в ваше сознание без разрешения. Вам не нужно охранять свои мысли от меня. Никогда. Я больше никогда не попытаюсь сделать это без вашего позволения. Я прошу простить меня за это неуважение, хотя я не заслуживаю прощения.