Бабочка - Марина Эльденберт

— «Бёрт»?

— Программу, с помощью которой можно отслеживать перемещения человека по его тапету.

Твою…

— Надеюсь, она тебе хотя бы дала! — процедил я. — Родрес, найди мне Вирну Мэйс. Немедленно. А если не найдешь Мэйс, ищи Ромину.

Вирна Мэйс

Ветер в Четвертом усиливается, а это значит только одно: в нашем Пятнадцатом он сдувает с ног. Митри и Тай сейчас крепко спят, мы уже привыкли к завываниям за окнами, а во время сильных штормов автоматически возводится силовой щит, поэтому за них я спокойна. «Мы заботимся о людях, чтобы даже такие, как ты, могли жить». В голове звучат слова К’ярда, и я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Почему-то даже сейчас, сквозь странное отупение после случившегося, я не могу оставаться равнодушной, а злость вспыхивает с новой силой.

Заботятся они, как же! Разве силовые щиты во время штормов держит он? Это все автоматизация, технологии, которые разработаны много лет назад. Если верить въерхам, они не позволяют нам уходить под воду за счет своей силы, но что, если это тоже какая-то технология? Почему нам нельзя погружаться? Почему нельзя плавать, что скрывается под водой? Вот такие странные мысли приходят мне в голову. Странные и страшные, но теперь, когда терять особо нечего, можно думать о чем угодно. Привалившись к стене дома в паре кварталов от «Бабочки», в проулке, я понимаю, что мне нужно собраться и идти. Куда идти? Да хоть куда, потому что, если меня увидят политари, примут за бродяжку, и ничего хорошего из этого не выйдет. Хотя куда уж хуже. Разумеется, я уволена, и даже без компенсации. Две недели практики, бессонные ночи, возможность спасти Лэйс — все рухнуло. Все рухнуло из-за того, что я не сдержалась. Почему?! Ответ на этот вопрос всего один — из-за К’ярда. С самого начала этот парень бесил меня до зубовного скрежета: своей вседозволенностью, своей снисходительностью, уверенностью в том, что все принадлежит ему. Алетта была права, с самого начала надо было просто перед ним извиниться и исчезнуть с его горизонтов. Хотя сомневаюсь, что это изменило бы что-то, потому что он нашел себе новую интересную игрушку.

С трудом отклеившись от ледяной стены, поднимаюсь. Перехватываю сумку, которая норовит съехать с плеча. До первой платформы, идущей в Пятнадцатый, еще четыре часа, поэтому все, что мне остается, — бродить по Четвертому. Вытаскиваю тапет, чтобы посмотреть, куда здесь можно пойти, чтобы не нарваться на неприятности (на бары и клубы, разумеется, у меня денег нет, а если я что-нибудь не придумаю, денег не будет даже на еду — ни у меня, ни у сестер). Это вызывает новый всплеск ненависти к себе и желание дать пинка под зад. Себе же. Я должна была промолчать. Должна была… но не промолчала, и это меня убивает.

Карта отказывается загружаться, зато в уголке мигает оповещение о чате. Приподняв брови, открываю его: «Не спишь?» Сообщение от Алетты. Спустя несколько минут: «Ладно, спокойной ночи». И все. Это полчаса назад.

Странно, что она мне написала, потому что мы с ней не общались уже две недели. Целых две недели, и если честно… «А ты?» — быстро набиваю ответ. Быстро, пока не передумала. Потому что я собственными руками затолкала свою жизнь в дыру глубиной с Ктарианскую впадину, из которой ее нужно срочно вытаскивать. Почему-то примирение с Алеттой кажется мне добрым знаком, если, конечно, в сложившихся обстоятельствах какой-то знак может быть добрым. Разумеется, она не отвечает — наверно, ушла спать, и я, усмехнувшись, снова пытаюсь подгрузить карту (слабее моей сети только икринка), когда в чат падает: «Неа». И следом: «Я поругалась с парнем».

Какое совпадение, я тоже. Сама эта мысль вызывает сдавленный смешок, потому что К’ярд — последний в этом мире, кто станет моим парнем (даже если после глобальной катастрофы выживем только мы). «У тебя появился парень?» — «Да, познакомилась кое с кем. Как раз в ту ночь, когда мы с тобой поцапались, я же была красивая, и все такое». — «Сожалею». А что тут еще скажешь? «Он выпер мня из квартиры прямо посреди ночи, прикинь?» Кажется, у Алетты все сложно, поэтому опечатки встречаются с завидной регулярностью. Я тоже опечатываюсь, когда спешу. Или волнуюсь. Или…

«И теперь я как дура торчу в этом сраном Четвертом, без понятия, что мне делать дальше». В Четвертом?!

— Ты в Четвертом? — выдохнула, включая аудио и прижимая тапет к уху.

— Ага. — Голос у Алетты был невеселым.

— Где?

— Да где-то в районе Центрального. Этот придурок живет в двух шагах от него.

Я сверяюсь с картами (они наконец-то подгрузились):

— Я тоже здесь, недалеко. Если хочешь, можем встретиться.

— Где? — переспрашивает Алетта.

— В районе Центрального парка. Я тоже здесь. В Четвертом.

— Охренеть, — доносится смешок. — О’кей, давай тогда у восточного входа.

Смотрю на карты:

— Да, мне подойдет. Буду через полчаса.

Идти здесь не так долго, я почти бегу, и это меня оживляет. Избавляет от ощущения полного хидреца. Я добегаю минут за двадцать, несмотря на сбившееся дыхание. Алетта уже здесь, машет мне рукой, искусственный свет делает ее волосы холодными, ветер треплет их с такой силой, что блики мечутся по длинным прядям туда-сюда. Она в том же платье, в котором была, когда мы собирались на вечеринку, и в эту минуту я прихожу к выводу, что именно со дня нашей ссоры все пошло не так. Задохнувшись порывом ветра, проглатываю:

— Привет.

Она кивает мне в сторону парка.

— Пройдемся?

Шум, которым еще не успевшие облететь деревья отзываются на удары стихии, на миг заставляет замереть.

— Ты уверена, что там безопасно?

— Подруга, это Четвертый. Патрули вытряхивают всех потенциально опасных в наши районы или прячут куда подальше. Вон скамейка. — Она кивает на ближайшую, на первой дорожке. — Если честно, я хочу просто посидеть. У меня ноги отваливаются.

Неудивительно, на таких-то каблуках. Киваю, и мы идем к скамейке. В темноте парк, настолько яркий днем, кажется чужим и опасным. Несмотря на льющиеся со стороны улицы огни, на шум эйрлатов, меня все равно не оставляет подсознательное желание повернуть назад. Останавливаюсь.

— Ну, что еще? — спрашивает Алетта.

— Мне здесь неуютно. Пойдем на улицу?

Она открывает рот, чтобы возразить, потом машет рукой.

— Пойдем. Только я буду держаться за тебя, а то замерзну, к едхам.

Прежде чем успеваю ответить, она подхватывает меня под локоть. Запястье обжигает болью, и я дергаюсь:

— Ай!

— Едхов браслет. — Она сдвигает огромную блестящую штуковину под рукав, почему-то озираясь.

Я же понимаю, что у меня перед глазами темнеет. Сначала кажется, что просто выключили все огни, но потом…

— Ты бы еще дольше возилась, — раздается за спиной раздраженный голос Ромины.