Женат на собственной смерти - Андрей Дышев

— Это след ботинка, — сказал он.

— Ее ботинка? — одними губами спросила Кира и с опаской покосилась влево и вправо.

— Конечно, ее. Протектор такой же, как и у всех участников, размер маленький, женский… Вот только…

— Что «вот только»?

— След не полный и смазанный. Такое ощущение, что она шла, шатаясь, как пьяная…

— Мамочка, — прошептала Кира и еще раз огляделась по сторонам. — Вы так говорите, что у меня аж мурашки по коже… А почему она шаталась?

Ворохтин посветил фонариком впереди себя. Несколько веток малины были сломаны.

— Ну-ка, попробуем еще раз, — произнес Ворохтин, в очередной раз вынимая из кармана радиостанцию и нажимая кнопку вызова.

Не успели они замереть и прислушаться, как совершенно отчетливо услышали тонкий писк вызова, доносящийся из ближайших зарослей.

— Прекрасно, — прошептал Ворохтин, направив луч в ту сторону, откуда доносился звук. — Во всяком случае, ее радиостанцию мы найдем точно.

— Мне страшно, — едва не плача, произнесла Кира. — Можно я возьму вас под руку?

— Если хочешь, останься здесь, — предложил Ворохтин.

— Что?! Здесь?! Одной?! Да я сразу же умру!

— Тогда иди со мной.

— И с вами страшно!

— Ну, вот что! — рассердился Ворохтин.

— Молчу, молчу…

Они пошли на писк радиостанции. Точнее, шел только Ворохтин, а Кира как бы болталась на его руке. Чем ближе они приближались к источнику звука, тем сильнее она подгибала ноги, и он едва не волочил ее за собой.

Ворохтин выверял каждый шаг, опасаясь нечаянно наступить на рацию Лены, которая, возможно, была скрыта в густой траве. Прежде чем поставить ногу, он раздвигал длинные, как антенны, ветви малины, светил на траву и лишь тогда делал шаг. Писк усиливался и становился невыносимым. Состояние Киры, близкое к панике, уже беспокоило Ворохтина не меньше, чем судьба Лены. Он собрался было жестко сказать девушке, чтобы она осталась здесь, в малиннике, и притворилась мухомором, как луч света внезапно осветил темный предмет, лежащий на земле…

Кира истошно закричала, отчего у Ворохтина прошелся мороз по коже. Испуганные криком птицы дружно сорвались с веток и с оглушительным галдежом взлетели в небо.

— Что ж ты так орешь! — пробормотал Ворохтин, вытянув руку с фонариком вперед.

— Господи… Что это? — сдавленным голосом произнесла Кира.

Скорчившись, как от удара в живот, на траве лежала Лена. Она была мертва.

Кира пережила настоящий шок. Она на время утратила способность говорить, и ее так сильно трясло, словно она с приличной скоростью ехала на телеге по шпалам.

Ворохтин скинул свою медицинскую сумку на землю и опустился перед покойницей на корточки.

— Не нравится мне это все, — пробормотал он. — Хватит дрожать! Возьми фонарик и свети сюда!

Он перевернул неподатливое тело на спину. Лицо Лены было искажено гримасой боли. Пальцы ее были сжаты, и правой рукой она крепко сжимала пустую ракетницу. Ворохтин убрал коченеющие руки с живота. Под ними чернело большое неровное пятно. Куртка между пуговицами была пропорота насквозь, и на рваных краях засыхали комочки крови.

Ворохтин встал и посветил вокруг трупа. Трава была забрызгана кровью, и кровавая дорожка упиралась в поваленную сухую ель, лежащую в нескольких метрах от несчастной. Он подошел к дереву и сразу обратил внимание на острый короткий сучок, торчащий вертикально вверх. В луче света он жирно блестел, словно был смазан дегтем.

— Никогда такого не видел, — прошептал он, рассматривая залитый кровью ствол, на котором, напоминая смолу, застыли крупные вишневые капли.

— Как же она так… — наконец произнесла Кира. — Упала на сук и поранилась?

— Не знаю, — ответил Ворохтин. — Но похоже на то.

Он обошел место происшествия, внимательно глядя себе под ноги, но никаких следов больше не нашел. Потом посветил наверх. Луч света уперся в плотное сплетение крон деревьев. Ворохтин покачал головой.

— Не понимаю, — произнес он, — как ракета могла пробить такую густую листву.

Кира тоже посмотрела наверх и заморгала.

— Но пробила же, — робко сказала она.

— Выходит, пробила… И все-таки мне кажется, что не мешало бы вызвать милицию, — вслух подумал Ворохтин.

— Милицию? А зачем ее вызывать?

Ворохтин не ответил. Он не мог сказать точно, что его насторожило, но не давала покоя смутная тревога.

— Здесь я, к сожалению, уже не нужен, — сказал Ворохтин.

Он закинул лямку сумки на плечо. Кира уже могла обойтись без руки Ворохтина и идти самостоятельно. Самое страшное уже произошло, и можно было немного расслабиться. Большую часть обратного пути они шли молча, каждый погруженный в свои раздумья. Ворохтин, как бы фантазируя, рисовал в уме картины случившегося — одна невероятнее другой — и думал о том, есть ли какая-нибудь связь между черной кожаной косметичкой и гибелью Лены.

Когда они вышли на берег и Кира с наслаждением вдохнула сырого прохладного воздуха, Ворохтин спросил:

— Ты случайно не заметила, пользовался ли кто-нибудь сегодня вечером моторной лодкой?

— Не заметила, — ответила Кира и настороженно взглянула на спасателя. — А почему вы об этом спрашиваете?

— Да так, — уклончиво ответил Ворохтин, привязывая весельную лодку к моторке. — Всякие несуразные мысли в голову лезут.

— Что же теперь делать?

— Пора заканчивать это идиотское шоу, — ответил Ворохтин и поднес к губам рацию: — Саркисян, это Ворохтин! Лена мертва. Вызывай милицию.

Казалось, что лодка неподвижно стоит на зеркальной воде, а остров, как гигантская баржа без сигнальных огней, плавно приближается к ней и Бревин, стоя у борта, готов кинуть швартов. Под днищем лодки заскрежетало, и нос мягко въехал в песчаный берег.

— Наконец-то! — трубным голосом возвестил Бревин, потряс кулаками у себя над головой и схватился за передок лодки, оттаскивая ее подальше от воды.

— Все в порядке? — шепотом спросил Гвоздев, озираясь по сторонам. Едва различимый в темноте остров черным исполином нависал над ним.

— Да чего ты шепчешь, братишка! — рассмеялся Бревин. — Здесь хоть глотку надорви — ни одна собака не услышит… Жрать привез?

— Привез, — ответил Гвоздев, выходя из лодки на берег с увесистой сумкой на плече.

— Так давай быстрее, не трави душу!

Гвоздев, помня о строгом инструктаже Саркисяна, чувствовал себя не совсем уютно и с беспокойством поглядывал на мрачную стену сосен, верхушки которых закрывали полнеба.