Футбол, деньги и те, кто рядом - Владимир Николаевич Абрамов

Старостин. Он выслушал меня и сказал, что клуб еще не принял решения по месту подготовки, и предложение Малека было кстати. На следующий день утром к нам примчался Саша Хаджи, менеджер и правая рука Олега Ивановича Романцева. Обсудив со мной предложение хорватов и убедившись, что это была не шутка, Хаджи заключил: «Это очень хорошо! Я сейчас встречаюсь с Олегом Ивановичем и обрадую его». Я остановил скорого на подъем Хаджи: «Ещё, Александр, передай Романцеву, что кроме билетов до Загреба и обратно, проезда до Пулы (а это 300 км) и полного пансиона в лучшей пятизвездной гостинице „Кроация“, Малек заплатит вашей команде суточные по 100 немецких марок в сутки каждому из 20 членов делегации за всю неделю пребывания».

Владо Малек прилетел в Москву через два дня по своим делам и позвонил мне:

— Ну, как, Володя, «Спартак» готов ехать?

— Да, Владо, готов, но нужно обсудить детали лично с Вами. Поэтому они ждут Вас у себя в офисе сегодня после 14–00.

— Хорошо, ты приезжай в мой московский офис, и поедем вместе.

— Владо, ну зачем мне ехать с тобой? Там тебя ждут, познакомят с Романцевым, и ты сам им всё скажешь. Ты же говоришь по-русски!

— Нет! Один я не поеду, я никого там не знаю и вообще чувствую себя как-то некомфортно. Давай с тобой!

— Дело какое, Владо, они поменяли свой менеджмент и не очень жалуют каких-либо посредников. Всё хотят сами, без лишних ушей. Им с тобой одним будет удобнее.

— Нет, поедем!

Так и пришлось нам с Малеком ехать на его «Чайке» (купленной им из гаража бывшего ЦК КПСС) в «Спартак», тогда ещё на Коптельский переулок. Олег Иванович выслушал предложение Малека и урегулировал с ним сроки и время пребывания «Спартака» в Хорватии. В конце встречи Романцев спросил:

— А что Вы хотите взамен, господин Малек? Вы ничего об этом не сказали.

— Я бы хотел взять у Вас, если можно, в аренду на 5 месяцев (до мая) для нашей команды высшего хорватского дивизиона из города Пула одного из Ваших нападающих. Наша команда очень бедная, и я, в качестве подарка родному городу, сам бы платил ему хорошую зарплату, ну, и «Спартаку» бы заплатил небольшую сумму в качестве платы за аренду.

— Слушай, — после некоторого раздумья сказал Романцев своему новому коммерческому директору Есауленко, — а если отдать Андрея Тихонова, всё равно на следующий год вряд ли ему у нас есть место?

— Да, — сказал Есауленко, — он как раз на прошлой неделе за дубль шесть голов в одном матче наколотил.

— Господин Малек, мы возьмем с собой на сбор Тихонова, Вы его посмотрите, и, если он Вам подойдет, договоримся!

Когда мы ехали обратно, Владо спросил меня, хорошо ли я знаю нападающего Тихонова.

— Нет, Владо, за основу он ещё пока не играет, но говорят о нем самые добрые слова.

— Он рослый, здоровый?

— Насколько я знаю, нет.

— А давай ты поедешь в Пулу со мной?

— Да ты что? Я же в государственной организации работаю. Кто же меня просто так отпустит, без командировочного задания?

— Я поговорю с вашим начальником, Сергеем Чемезовым. Он мне многим обязан, был у меня в гостях. Ну, хорошо?

— Послушай, Владо. Ну, что я буду делать — ходить за футболистами и ковырять в носу?

— Нет, ты будешь помогать мне разговаривать с Романцевым. Он какой-то суровый, колючий. Мне как-то с ним не очень уютно, по правде говоря. Есть люди, которые сразу располагают, а есть, которые нет. Я по миру много поездил, много людей знаю. Я через тебя со «Спартаком» связь буду держать. Или, если хочешь, я заплачу за тебя «Совинтерспорту» тысячу марок как комиссию за посредничество. Тогда лучше будет?

— Ну, конечно, Владо. Это другое дело, под комиссию и командировочное задание подготовить легче.

Вернувшись в «Совинтерспорт», я застал у себя в комнате играющего за компьютером Михаила Шириняна, внука Н. П. Старостина. Он выключил монитор и спросил: «Володя, ну, что, всё ОК? Я уже разговаривал с Хаджи, он сказал, что они летят, и ты вроде тоже». «Ты понимаешь, Миша, мне как-то неловко лететь со „Спартаком“. Я и Романцева-то толком не знаю, и делать, собственно, не знаю, что». «Да ладно тебе, Романцев последний матч проиграл. А когда он проигрывает, с ним можно разговаривать, в нем просыпается что-то человеческое. Так что, можно сказать, тебе даже повезло. Я бы и сам с вами поехал, но ты знаешь, что мы только что с дедом и Хаджи из Германии вернулись. Были у Вилли Лемке в „Вердере“, готовили проект контракта на Володю Бесчастных (контракт готовился „Спартаком“ напрямую, без посредников, для подписания и исполнения со следующего сезона — Прим. авт.). Представляешь, прокантовались в гостинице пару дней, а перед отъездом немцы каждому из нас по 35 штук марок отвалили в конверте за консультационные услуги. Ну. Романцева, конечно, тоже не „упустили“, хоть его с нами и не было, Саша за этим строго следит».

Я хорошо знал, что Михаил постоянно ездит со «Спартаком» в загранкомандировки в качестве официального переводчика и поддерживает очень близкие отношения с Александром Хаджи. В общем, Миша неплохо «подрабатывал в „Спартаке“, но чтобы он когда-либо говорил о таких суммах, не припомню. Я, конечно, и без Шириняна понимал, что Хаджи все-таки уговорил Романцева продать Бесчастных в Германию не в последнюю очередь и потому, что дочь Александра Хаджи собиралась выходить за Володю замуж. Таким образом, выхлопотать хорошие условия для Бесчастных — значит позаботиться о будущем своей единственной и любимой дочери, которая, кстати, была не только хороша собой, но и весьма умна и эрудирована.

— Да ладно тебе, Миша, так цены задирать! Чтобы немцы такие деньги отвалили просто за консультации, — сказал я на полном серьезе Шириняну.

— Володь, ты мне это говоришь? Сейчас в „Спартаке“ отрабатывается продажа целой группы футболистов, в первую очередь Ледяхова, Онопко и Карпина. Там такие деньги, в том числе и подстольные, о-го-го! „Совинтерспорту“ и не снилось! А зачем, скажи мне, Олег Иванович приблизил к себе какого-то там Есауленко? Кто он такой, и как вошел в доверие — темное дело (известен он только тем, что в свое время продавал Колю Писарева в Швейцарию), зато будет предан как собака. Не то, что я — я то Романцеву говорю в глаза всё, что думаю, а он этого не любит, злится. Меня, ты знаешь, Романцев просто ненавидит, терпит, пока Дед жив. Я его тоже, что греха таить, не люблю. Дед из него тренера сделал, и