Добродетель в опасности - Элейн Барбьери

— Зачем? — Она замялась и наконец решилась спросить: — Из-за Дженни?

В глазах Рида мелькнула боль, и у Честити перехватило дыхание. Он обвел ее лицо неуверенным взглядом и медленно проговорил:

— Мне бы хотелось сказать тебе то, что ты надеешься услышать, убедить тебя в благородстве моих мотивов, в моем стремлении исправить зло, которое на самом деле неисправимо. Наверное, сначала мной действительно владели эти побуждения. Я любил ее, Честити, — голос Рида сделался сиплым от волнения, — я знал Дженни всю свою жизнь. Когда она погибла по вине безжалостных воров, у меня как будто вырвали часть души. Я не мог с этим смириться, не мог просто так вычеркнуть ее из своей жизни и начал искать людей, виновных в ее смерти. Мне казалось, что таким образом я смогу удержать ее рядом с собой.

Он помолчал.

— Но прошло много лет… и я постепенно начал понимать: сколько бы преступников я ни поймал, сколько бы денег мне ни заплатили за них, это ничего не изменит. Дженни нет, и ее уже не вернешь. И тогда, Честити, я начал преследовать этих людей ради себя самого. Мне хотелось свести с ними счеты, отомстить за свое горе. В моем сердце не было благородства, когда я смотрел на них поверх дула своего револьвера и надеялся, что они дадут мне повод выстрелить. Иногда такой повод появлялся… и я стрелял без колебания и оглядки.

Рид смотрел на девушку, глазами умоляя понять его.

— Но в последние недели я начал меняться, — прошептал он, — сначала я не мог понять, в чем дело, сердился и нарочно закрывал глаза на эти перемены, стараясь их не замечать… Почему тогда, в Седейлии, когда ты купила билет на поезд, я удержал тебя, не дал от меня уехать? Очень долго я избегал ответа на этот вопрос. Вряд ли когда-нибудь смогу себе это простить. Но правда состоит в том, что я просто не мог тебя отпустить.

К горлу девушки подступил ком, она не могла говорить, только смотрела в пронзительно-голубые глаза Рида и слушала его хриплую речь.

— Я понимаю, у тебя еще осталось много сомнений, но мне хочется, чтобы ты была уверена в одном: я люблю тебя, Честити, и проклинаю тот день, когда взял в эту опасную поездку. Если бы я только мог исправить свою ошибку!

— Нет, не говори так. — Честити покачала головой. Слова Рида глубоко врезались в ее сердце. — Если бы мы расстались в Седей-лии, если бы ты не удержал меня тогда, не важно, по какой причине… — Она осеклась. — Я хочу сказать, что не жалею ни о чем, и если бы сейчас мне дали возможность выбирать: спокойно уехать в Калдвелл или остаться здесь, с тобой, в окружении опасностей, — я бы все-таки осталась с тобой.

— Честити, я… — Рид резко замолчал. Взгляд его метнулся в придорожные кусты.

— В чем дело, Рид?

— Тихо…

Глаза Рида сделались ледяными, он внимательно оглядел местность. По спине девушки поползли мурашки.

— Скажи мне, что случилось, Рид.

— Уходи в повозку, Честити.

Он погнал лошадей быстрее. Замирая от страха, Честити осматривалась по сторонам. Становилось все темнее.

— Я ничего не вижу. Что случилось?

— Уходи в повозку!

В темноте она не видела выражения его лица. Неожиданно он схватил ее с сиденья и бросил назад, в повозку. Девушка попыталась подняться, но Рид стегнул лошадей, и фургон резко рванулся вперед. Честити потеряла равновесие. В этот момент где-то поблизости раздался дикий пронзительный крик, и вслед за ним прогремели выстрелы. Честити лежала в повозке ни жива ни мертва.

Фургон с грохотом мчался по темной дороге, а из придорожных кустов доносились крики, свист и улюлюканье. Звуки пальбы приближались, жуткие дикарские вопли становились все громче… Честити наконец встала на ноги, с трудом подошла к переднему борту повозки и встала за спиной у Рида. Он вновь стегнул лошадей, пустив их бешеным галопом.

— Уходи назад, Честити! — Рид на мгновение обернулся и сунул ей в руку револьвер. — Возьми и уходи в повозку, черт побери!

— Нет, я не уйду! — закричала она, сжимая в пальцах холодную рукоятку револьвера. — Индейцы…

— Это не инде…

Настигнутый пулей, Рид вдруг начал крениться на бок. Из виска его потекла кровь, он свалился с сиденья. Честити закричала и схватила его за руку, не давая выпасть из повозки. Стрельба не кончалась. Напрягаясь от усилия, девушка пыталась подтянуть его к себе, но он начал выскальзывать из ее рук. Честити зарыдала и в отчаянии вцепилась в Рида, но тут ее пронзила острая боль, и она невольно отпрянула.

Фургон стремительно несся вперед, и девушке с трудом удавалось держаться на ногах. Уставившись на пустое кучерское место, она поняла, что Рид выпал из повозки, и сознание ее на мгновение померкло.

Рид…

В ушах стоял громкий гул. Честити дотронулась до груди и нащупала кровь.

— Рид… — простонала она, судорожно глотая ртом воздух.

— Кто из вас в нее стрелял, черт возьми?

Боевые дикарские крики и стрельба прекратились. Мчавшийся во весь опор фургон был остановлен. Морган забрался в повозку, дабы утешить напуганную вдову, и с удовлетворением заметил кровь на кучерском сиденье.

В следующее мгновение он увидел ее!

Тяжело дыша от возбуждения, Морган нагнулся к неподвижно лежащей девушке, и тут его постигло страшное разочарование. Честити была без сознания, на лифе ее платья темнела кровь.

Разорвав окровавленную одежду, он увидел дырку от пули прямо под плечом девушки, схватил лежащую рядом тряпку и крепко прижал к ране. Мужчины в молчании столпились вокруг.

— Я велел вам стрелять поверху, черт возьми! — прорычал он. — Я сказал, что сам разделаюсь с пастором! Я говорил, чтобы никто не стрелял рядом с фургоном!

— У нее сильное кровотечение, Морган, — сказал Уолкер, перебив его гневную тираду, — мне кажется, сейчас не время для разговоров.

Морган весь трясся от гнева. Он не ожидал такого поворота событий. Честити лежала перед ним без чувств, и ее кровь текла по его руке. Странное чувство потери владело Морганом. Однако Уолкер прав: у него нет времени для обвинений.

— Симмонс, подгони фургон к хижине, — распорядился он, — а ты, Бартелл, возьми мою лошадь. Уолкер, возвращайся на дорогу и найди труп Фаррела. Захвати с собой лошадь Симмонса, чтобы было на чем везти его в лагерь.

— Да ты что? Я не найду его в такой темноте!

— Найдешь, я сказал! Когда эта женщина очнется, она спросит, где ее муж, и, если она захочет увидеть его мертвое тело, я должен буду его показать.

— Сегодня ночью она ничего не спросит, — упорствовал Уолкер, — сейчас искать без толку! Лучше я вернусь сюда утром и найду труп.

— Послушай меня, Уолкер… — Морган, глядя ему прямо в глаза, сказал, отчетливо проговаривая каждое слово: — Я хочу убедиться в том, что он мертв.