Туарег 2 - Альберто Васкес-Фигероа

побеждать, но мы научились противостоять ей.

– И что же ты собираешь делать сейчас?

– Мы пока еще не решили.

– Вернешься к колодцу?

– Решительно нет. У того места будущего уже нет. Да и не было никогда на самом деле… – Гасель попытался еще что-то добавить, однако прервался, заметив, что из-за скал появились заложники, его мать и сестра. – Вот видишь! – повернулся он к Нене. – Все живы и здоровы.

– Да будет благословен Господь!

Пилот жал руки и обнимал людей, вызволенных из пещеры. Почти у всех на глазах были слезы от осознания того, что кошмар подошел к концу.

Вдалеке показался младший Сайях, сопровождавший Бруно Серафиана, шагавшего с опущенной головой.

– Этот тип убил Маурицио Белли? – угрожающе спросил лысый, который был вожаком среди заложников.

– Он утверждает, что это произошло случайно.

– Как это «случайно»?

Нене Дюпре поспешил вмешаться и, замахав руками, потребовал тишины.

– Здесь не место и не время для дискуссий, – сказал он. – Нам предстоит неблизкий путь, и чем раньше мы уберемся отсюда, тем меньше у нас будет проблем… Радуйтесь, что все закончилось, а об остальном забудьте!

– Но…

– Никаких «но»! – резко оборвал пилот. – На борту я вам не дам произнести ни слова, так что если у кого-то есть намерение сказать что-то, говорите сейчас.

Желающих высказаться не нашлось. Храня молчание, бывшие заложники полезли в вертолет. Последним сел Бруно Серафиан.

Француз достал из-под сиденья тяжелую спортивную сумку оранжевого цвета и протянул Гаселю:

– Это тебе.

– Что это?

– Миллион франков, которые мне поручили передать в твои руки.

Туарег решительным жестом отстранил сумку:

– Нет! Я тебе уже говорил, что не могу принять деньги, – сухо, почти сквозь зубы, произнес он. – И ничто не заставит меня изменить мое решение.

– Но этот миллион принадлежит тебе!

– Я не являюсь похитителем, который все затеял ради выкупа.

– Послушай, это компенсация за причиненные тебе убытки.

– Все равно не возьму.

– Но ведь ты все потерял! – не унимался пилот. – Колодец, огород, скот… Все!

– Сказал – нет, а когда туарег говорит «нет», значит – нет!

– Откуда же в вас такая гордость! – Нене повернулся к Лейле и срывающимся голосом взмолился: – Ну хоть ты вразуми его! С этим вы смогли бы начать новую жизнь где угодно!

Последовал ответ, не терпящий возражений:

– Гасель – глава семьи, и у нас все делается так, как он говорит.

– Не туареги, а черт-те что! – недовольно воскликнул Нене Дюпре. – Вашей гордостью я уже сыт по горло! Все, убираюсь!

Он проверил, как разместились пассажиры, занял свое место и, перед тем как запустить двигатель, по-дружески наставил палец на Гаселя.

– Ты самый крутой парень из всех, кого я когда-либо знал! Я был необычайно рад познакомиться с тобой.

– Я тоже!

– Удачи!

– Удачи! Тебе она тоже пригодится!

Все четверо членов семьи отошли в сторону. Вертолет, оторвавшись от земли, поднял тучи пыли и песка. Сайяхи молча смотрели, как грохочущая машина стала набирать высоту. Описав круг, она развернулась над их головами и несколько пассажиров на прощание помахали руками.

Вдруг дверца кабины пилота открылась, и тяжелая сумка оранжевого цвета упала метрах в двадцати от Гаселя. Нене Дюпре почти до половины высунулся из кабины и, улыбаясь до ушей, прокричал:

– Смеется тот, кто смеется последним!

Он взял курс на север, и через несколько минут вертолет превратился в маленькую точку над горизонтом.

Сайяхи подошли к сумке, Аиша открыла ее и замерла с раскрытым ртом.

– Разве может быть столько денег?! – воскликнула она наконец.

– Да или нет, мы не можем оставить их себе, – посуровел ее брат. – Они не наши.

– И что ты думаешь с ними делать? – спросил Сулейман. – Оставить здесь, чтобы шакалы подтерли купюрами свои тощие задки? Или ты надеешься, что какой-нибудь заблудившийся путник лет через сто наткнется на них?

– Меня это не волнует.

– Послушай, сынок… – подала голос Лейла, присевшая на камень и внимательно рассматривавшая толстую пачку денег, протянутую Аишей. – Ты – глава семьи, и я всегда буду уважать твои решения, однако твой брат прав, оставленные здесь деньги никому не принесут пользы…

– Они запачканы кровью!

– Если бы все запачканные кровью деньги были брошены в пустыне, мы бы и песка не увидели, – сделала вывод добрая женщина с едва заметной улыбкой. – И самое лучшее, что с ними можно сделать, так это отмыть их, но только не так, как это делает отец Пино Феррары, а потратить с пользой.

– Все на свете утверждают, что будут тратить деньги с пользой, однако, когда доходит до дела, забывают свое обещание.

– Мы можем быть исключением, – мягко сказала мать. – Я предлагаю заключить сделку. Оставим себе половину этих денег, а другую половину потратим на улучшение колодцев, которые сильно в этом нуждаются. Наши люди страдают без воды, и ты это знаешь.

Гасель Сайях ответил не сразу. Он посмотрел на каждого из своих родных, прочел в их глазах неприкрытую мольбу, но и то, что они будут согласны с любым его решением, каким бы болезненным для них оно ни оказалось, и наконец перевел взгляд на оранжевую сумку.

– Хорошо! – кивнул он. – Мне кажется, что такое решение будет справедливым.

Аиша не сдержалась и бросилась обнимать брата, а Сулейман, ограничившись довольной улыбкой, сказал:

– Меня восхищает, что этот француз оказался еще более упрямым, чем ты. Ну, что мы теперь будем делать?

– Уходить отсюда, и побыстрей.

– Всего лишь с одним верблюдом? – напомнил Сулейман. – Женщины не выдержат три дня пути.

– А что еще нам остается?

– Я отправлюсь в Сиди-Кауфу и вернусь на грузовике, – сказал Сулейман.

– На грузовике? – удивленно произнесла его мать. – Ты намереваешься нанять для нас грузовик?

– А почему бы и нет? Теперь мы можем себе это позволить.

– Как же быстро ты освоился быть богатым! – улыбнулась Лейла. – Ни больше и ни меньше – грузовик!..

– А почему бы и нет!

– И до чего же мы дойдем с таким мотовством?

Гасель Сайях вынужден был вмешаться. Он присел на корточки перед матерью, вытащил две банкноты из пачки и показал ей.

– Этого вполне хватит, чтобы заплатить за грузовик, который доставит нас очень далеко. – Он погладил мать по волосам, в которых уже пробивалась седина. – Денег тут больше, чем мы видели за все эти годы, и ты должна начать привыкать к мысли, что кое-что в жизни поменялось.

– Но ведь…

– Я не хочу спорить, – добавил Гасель настойчиво. – Но если деньги будут приносить нам проблемы, я предпочту, оставить их здесь, и чтобы больше о них в семье не говорилось!

– Ах, нет! – поспешила ответить Лейла, отодвигаясь, будто посчитала, что у нее собираются отнять