Туарег 2 - Альберто Васкес-Фигероа

особый интерес в спасении своих людей, и я не думаю, что он будет сопротивляться.

– Ну… такое только в кино бывает, – с едва заметным оттенком иронии в голосе произнес Сэм Мюллер. – Могу допустить, чтобы какой-нибудь армейский капитан Второй мировой пожертвовал собой ради спасения своих солдат, однако глубоко сомневаюсь, что командир «солдат удачи» пойдет на это. – Вспомнив Бруно Серафиана, Сэм, не сдержавшись, хохотнул. – Ну ты и хитер! Предлагаешь мне, чтобы я отдал на заклание своего командира?

– Я тебе предлагаю, чтобы ты дал ему шанс справедливого выбора, ну а если не согласится – заставь. – Туарег выразительно развел руками. – Не выполните моих условий, завтра же начнете убивать друг друга ради единственного глотка воды.

– А что с ним будет, если мы тебе его отдадим?

– Как только все закончится и моя семья будет в безопасности, я позволю ему уйти.

– Невероятно! – Сэм Мюллер хлопнул себя по коленкам. – Как у тебя все просто и… сложно!

– «У дурачка все вырастает из ничего, а у умного все превращается в ничто», – сказал Гасель. – Это – наша пословица, которая означает, что проблемы накапливаются или исчезают в зависимости от того, кто с ними сталкивается.

– Что до меня, так проблем выше крыши, а кто их создает, поди разберись. – Сэм Мюллер чуть помолчал и, пытаясь сменить тему, спросил: – А как себя чувствуют заложники?

– Думаю, что хорошо.

– Думаешь? – удивился южноафриканец. – Значит, ты не уверен?

– Просто я уже два дня как не виделся с ними, но за ними ухаживают женщины, у них есть и вода, и еда.

– Думаешь их убить?

– Да, – прозвучал твердый ответ.

– Ты упрям.

Туарег покачал головой:

– Я не упрям. Просто смерть Маурицио Белли заставила меня о многом подумать.

– Ну а что будет со знаменитой рукой?

– Ничего. Мой обидчик тоже должен умереть, его жизнь не стоит и пальца по сравнению со смертью. Все эти смерти – могила на моей совести, но я ничего не могу поделать, чтобы вернуть все назад.

– Были еще погибшие… – напомнил Сэм Мюллер. – И причина их гибели тесно связана с твоим ультиматумом относительно Милошевича.

– Но за них я не несу ответственности, – последовал ответ. – Воевать с имохагами в пустыне всегда было самоубийством, и вам еще очень повезло, что вы до сих пор живы.

– Повезло? – возмутился Мюллер. – О чем ты? То, что мы тут получили, – самая плохая удача на свете.

– Ты ошибаешься, – усмехнулся Гасель. – Вы еще не сталкивались с худшим.

– Шутишь! Что может быть хуже жары и жажды?

– Не шучу. Самый худший враг в пустыне – не жара и не жажда, хотя о ней много было сказано. В пустыне самым страшным врагом всегда был ветер. В этой части, не защищенной горами с севера, арматтан всегда дует с большой силой и часто превращается в ураган. Ни один из вас не перенесет настоящую песчаную бурю.

– Да, я слышал об этом и знаю, что это на самом деле страшно, – вынужден был согласиться южноафриканец.

– Ты даже не можешь представить, до какой степени… Погода для этого времени года стоит исключительно хорошая, однако молись, чтобы арматтан не задул прежде, чем за вами вернется самолет, ибо в итоге летчики не смогут приземлиться, и в таком случае вы можете считать себя мертвецами.

– Убедил! – воскликнул Сем Мюллер, глубоко вздохнул и устало поднялся на ноги. – Буду молиться, чтобы арматтан не проснулся. Через час приведу Бруно Серафиана с половиной нашего оружия.

– В таком случае у вас будет вода, которой хватит на один день. Однако ни каплей больше! – Туарег угрожающе поднял палец. – И не вздумайте спустя время возвращаться сюда, пощады не будет!

* * *

Бруно Серафиан, прежде чем задать вопрос, виртуозно выругался.

– Чтобы я стал заложником? Ты не перегрелся, часом?

– Это их требование.

– Но почему я?

– Потому что ты наш командир, и ты виновен в том, что спланировал все это через задницу, недооценив противника. Я тебя знаю давно, Бруно. Ты умеешь наводить страх на людей, но как стратег, извини, ты полный профан.

Механик потянулся к винтовке, лежавшей у камня, однако Сэм Мюллер опередил его, вскинув свою.

– Спокойно! – произнес он. – Я больше не потерплю тычков с твоей стороны. И вот еще что. Отныне все решения будут приниматься большинством.

– Ты хоть соображаешь, что подстрекаешь к бунту?

– Какой бунт, – усмехнулся южноафриканец. – Это тебе не «Баунти», а мы не моряки английского флота. Мы – шайка недоумков, которых ты впутал в это дело. Но пора уже останавливаться. Ни мне, ни другим парням совсем не хочется сыграть в ящик.

– Я тебя за это убью! – вышел из себя Механик.

– Мы и без твоей помощи можем окочуриться. Ты хоть представляешь, что это такое – умереть от жажды? Я – нет, и знать не хочу. Мне достаточно того, на что тут насмотрелся и что пережил.

– Я тебя в аду достану! – не унимался Механик.

– Да хватит уже. Мы не во дворе колледжа, силы зря не трать. Речь идет о том, как выбраться отсюда… – Сэм посмотрел на наемников, не принимавших участия в разговоре, и с едва заметной улыбкой на губах спросил: – Кто согласен отдать командира в заложники, пусть поднимет руку.

Братья Мендоса отозвались первыми, остальные последовали их примеру.

Сэм широким движением руки обвел уменьшившийся отряд.

– Ну, ты понял? Соглашение достигнуто.

– Соглашение! – с возмущением произнес Бруно Серафиан. – Дерьмо! Пока что я тот, кто вами командует, и рассчитываться по возвращении тоже буду я. Не могу допустить, чтобы эти вшивые прикасались ко мне руками.

– Про рассчитываться – в этом я с тобой согласен, – ответил Сэм. – Однако ты нам уже не командир. Чтобы командовать, необходимо доказать, что ты умеешь это делать, а ты показал, что не умеешь.

– И кто это говорит?

– Я! Я больше двадцати лет провел в подобных операциях. Приборы ночного видения, новейшее оружие, радиостанции дальнего действия… Однако ты забыл, что мы находимся в пустыне, где самое важное – вода…

– Я о ней не забыл.

– Ах, нет! И как это вышло, что мы захватили всего лишь одну канистру?

– Две, – подал голос Сезар Мендоса. – Мы посчитали, что по одной полной фляге на каждого и в запас – две двухсотлитровые канистры, этого будет достаточно.

– Две? – удивленно переспросил южноафриканец. – Ну и где же вторая?

– Парашют не раскрылся. Разбилась при падении.

После нескольких секунд раздумий Сэм Мюллер присвистнул и ледяным взглядом пронзил Механика:

– Ты это знал? Знал с самого начала и ничего не предпринял?

– А что я мог сделать?! – огрызнулся Механик. – Когда вторая