Проигравший выбирает смерть - Сергей Бакшеев

Заколов встречал каждую вскрытую пару карт с нарастающей тревогой. Колода таяла на глазах, а нужного расклада не выпадало. Рука не чувствовала поверхность карты, словно в ней отмерли все нервные окончания. Глаза фиксировали, как ставшие чужими пальцы переворачивают очередную атласную картонку и тянутся за следующей. Откуда растет эта неуклюжая равнодушная рука, кто ею управляет? Нервная энергия сместилась куда-то в грудь и своей концентрацией разгоняла сердце и сбивала дыхание. Дрожь неуверенности зарождалась изнутри и импульсивными спазмами передавалась в руки, ноги и голову. Тихону казалось, что трясется даже шея, и почему-то от этого становилось наиболее стыдно. Он не хотел выглядеть слабым. Но в итоге все чувства вытесняла разбухающая тревога. Вот-вот она незримым образом обернется паническим страхом.

Колоды уже уменьшились наполовину, и тут выпали две восьмерки: бубновая и червовая. Они были так похожи!

– Разные, разные, – засмеялся Ныш, заметив дрогнувшую руку Тихона.

Да, разные, согласился Заколов. А как же теория вероятностей? Ведь он точно знает, что его шансы «за» приблизительно равны 17 к 10. То есть в десяти случаях подобных проверок перетасованных колод одинаковые карты должны встретиться в среднем семнадцать раз! Больше одного случая на каждый расклад, что для непосвященных кажется абсолютно нереальным.

Перед спором он в уме проверил расчет и убедился в его правильности. Поэтому он и предложил сначала этот вариант Нышу, зная, что тот возмутится, а потом согласился на него сам. 1,7 случая на каждый расклад! Но вся беда в том, что это в среднем. Закон действует при большом числе опытов. В его нынешнем раскладе может не встретиться ни одной одинаковой пары, зато в следующем – выпасть сразу три.

Колоды таяли, Ныш подшучивал, Есенин постукивал пальцами, Бек курил. Осталось не более пяти карт. Уже четыре. Только три!

И вдруг – Ныш умолк. Пальцы перестали стучать, а Бек, затянувшись, забыл выпустить дым.

– Вот, – услышал Заколов тихое слово и только потом сообразил, что произнес его сам.

На столе лежали две бубновые десятки. Теория вероятностей не подвела!

Бек наконец выпустил долгую струю дыма, Есенин медленно распрямил согнутое над столом тело. Оба вора сначала взглянули на Заколова, потом перевели взгляд на Хамбиева.

– Нет. Фигня какая-то, – недоуменно твердил Ныш. Дрожащие руки схватили карты, повертели их так и сяк, после чего две бубновые десятки смачно щелкнули расчерченными спинами по столу. – Фигня! Не может быть! Он подстроил! Это он! Его рук дело! Вы видели?

Ныш метнулся к Есенину, тот отвел взгляд. Тогда неудачник обратился к Беку, ругая Заколова и путано повторяя, что его обманули, все подстроено, был мухлеж. Толстые руки Бека отстранили Ныша.

– Есенин, посмотри за ним, – спокойно произнес Бек. – Я пока за веревкой схожу.

– Так нельзя! Я же свой! А он чужой, пришлый! Он вообще мент! Или на них работает! Так нельзя! – визгливо кричал Ныш.

– Правила – есть правила, – философски изрек Есенин. – Затея была твоя.

– Я убью гада! – Ныш с криком бросился на Заколова, бестолково размахивая руками.

Но что-то сломалось у него внутри. Тихон легко отпихнул хилое тело, и Ныш шлепнулся на пол.

Хамбиев безвольно сидел на полу рядом со столом и даже не пытался встать. Черные прямые волосы шатром закрыли склоненную голову, желтые зубы отчаянно кусали пальцы.

Вернулся Бек. В руках он нес веревку, а в пустых глазах сквозило равнодушие. Все молча смотрели на сидящего Ныша.

Вот, так же пришли бы и за мной, подумал Тихон. Тревога отпустила сразу, как только он увидел бубновые десятки. И он уже искренне недоумевал, как мог беспокоиться об исходе игры, если могучие выводы теории вероятностей были полностью на его стороне. Наука продлевает жизнь! – мысленно сформулировал он лозунг и с улыбкой посмотрел на беспомощного растерянного Ныша. Сейчас он не испытывал к нему даже раздражения. Как можно обижаться на людей, которые не знают законов математики. Их можно только жалеть.

Озорство взыграло в Заколове. Он вспомнил, как в детстве играл с друзьями в карты на петушиные крики и заявил:

– Не надо веревки. Пусть залезет под стол и пять раз громко прокричит: «Ку-ка-ре-ку!»

Есенин с Беком переглянулись.

– И все? – спросил Бек.

– Все, я к нему претензий не имею.

Ныш перестал кусать пальцы.

– Эй, петушок, – позвал Бек. – Лезь под стол и кричи, что сказано.

Ныш опустил руки, вытянул лицо вверх и стал похож на послушную собачку.

– По-петушиному? А может, по-собачьи? – попросил он.

– Лезь, лезь. Если хочешь жить, – Бек легко подтолкнул Ныша. – Давай по-петушиному!

Следующие несколько минут Ныш кричал из-под стола: «Ку-ка-ре-ку». Бек стучал ладонью о столешницу, смеялся до слез и требовал кричать громче. Есенин растянул губы в тонкую кривую улыбку. По-другому он улыбаться не умел. И лишь когда шум смолк, Есенин тихо, но отчетливо произнес:

– Когда не можешь быть мужчиной, ты становишься скотиной.

Раскрасневшийся Ныш вылез из-под стола и сверкнул глазами в сторону Заколова, Тихон понял, что теперь у него есть не просто злобный, а смертельный враг.

Ныш забрался в отдельную комнату и затих.

Когда Бек завершил смазку и проверку лебедки, он громко крикнул:

– Эй, петушок, где ты там? Что не отзываешься, ползи сюда!

Появился хмурый Ныш. По зеленой слюне было видно, что он жует насвай.

– Ты мотоцикл подготовил? – рявкнул Бек. – Бензином заправился?

Ныш пожал плечами.

– Так какого хрена ты здесь ошиваешься? Заправь полный бак, проверь технику, осмотрись на месте, чтобы все улочки-переулочки знал. Даже в темноте. И запомни дорогу, по которой смоешься, если вдруг атас. Про мост через реку помнишь? Дуй выполнять!

Угрюмый Ныш выкатил мотоцикл «Урал», скептически оглядел его – крепкая деревенская колымага. На таких мужики в ватниках и сапогах разъезжают. Была бы элегантная «Ява» – куда ни шло. А еще лучше любое авто. Предлагал он угнать тачку, но старые воры не согласились, не захотели лишний раз рисковать.

Ныш брезгливо завел мотоцикл, выплюнул пережеванный насвай, выехал на улицу. Он постарался забыть недавний позор. Подумаешь – петушком обозвали, жив остался – это главное. А со студентом он еще посчитается. И с его девчонкой-Ромашкой.

Ехал Ныш не спеша, во-первых, времени еще полно, во-вторых, ребра лучше не трясти, а в-третьих, мысли приятные в голове шебуршились, расслабляли.

Вот взять бы сегодня в банке кучу денег. Не на пять дней гульбы, а по-настоящему много! Бек обещал двадцать процентов. Студент, дурак, за девчонку работает, а ведь не отпустит ее Есенин, да и студенту наверняка кранты! Ныш сам с ним разделается, если доверят! Значит, ворам по сорок процентов достанется. Несправедливо, но приходится терпеть, он впервые в крупном деле. Да и двадцать процентов должны в кругленькую сумму вылиться.