Спасение красавицы - Энн Райс

Конечно же, больше всего я боялся сейчас за Лексиуса, хотя всегда оставалась некоторая надежда, что королева решит отослать его обратно. Или же оставит его при дворе. Как бы то ни было, я все равно его потеряю. И больше никогда не смогу ощутить его необыкновенно шелковистую кожу… Впрочем, к этому я был готов.

Наконец наша позорная процессия добралась до городка, и все пошло именно так, как я и опасался. Простолюдины толпой встретили нас у южных ворот, пихая и расталкивая друг друга, чтобы посмотреть на нас поближе. И снова под медленный раскатистый бой барабана нас понесли по узким кривым улочкам в сторону рыночной площади.

Подо мной покачивалась до боли знакомая булыжная мостовая, по сторонам теснились дома с высокими и узкими фронтонами. И повсюду вдоль стен выстроились обыватели в грубых сыромятных башмаках, смеявшиеся, показывавшие на нас пальцами и по-детски забавлявшиеся зрелищем столь необычно, точно на вертелах, привязанных рабов, которых медленно проносили мимо них по улицам.

Широкий кожаный ремень крепко прижимался к моим зубам, однако мне все-таки удавалось через него дышать, и я чувствовал, как с каждым глубоким вдохом у меня достаточно зримо вздымается грудь. И хотя в таком положении взор у меня был не совсем четким, я все же не мог не озираться на тех, кто пришел поглазеть на меня, не мог не увидеть на их лицах то самое вполне предсказуемое чувство превосходства, которого явно недоставало, когда меня как пойманного беглеца возили по городу на позорном кресте.

Все-таки как это было странно: вроде мы вернулись домой — а перед нами все как будто новое и совсем неведомое. Образы султанского дворца словно придавали здешнему миру какой-то тревожный, угрожающий отблеск. Мое сознание остро фиксировало каждый шаг несущих меня солдат, и при этом чудными жаркими сполохами я как будто видел тамошний сад.

Спустя некоторое время солдаты пронесли нас через рыночную площадь, потом так же неспешно двинулись с шестами к северным воротам и наконец покинули городок. Далеко впереди на возвышенности показались остроконечные башенки замка. Очень скоро стихли позади выкрики горожан, гомон толпы, и нас уже гораздо шустрее понесли по полого вздымающейся на холм дороге под палящим утренним солнцем. Словно приветствуя нас издалека, радостно трепыхались на ветру флаги на замке.

Некоторое время я оставался совершенно спокоен. В конце концов, я ведь знал, чего мне ожидать.

Однако, когда мы миновали подъемный мост, сердце у меня тревожно заколотилось. В замке, по обе стороны внутреннего двора, торжественно выстроились солдаты, чтобы отдать честь доблестному капитану стражи. Двери дворца распахнулись, и мы мгновенно очутились в самом средоточии могущества королевы Элеоноры.

На доставленных на шестах пленников вышли посмотреть многочисленные лорды и леди, обитавшие при королевском дворе, — все в том же богатом, кичливом, привычном глазу убранстве. Я слышал в толпе язвительность знакомых голосов, различал знакомые лица. Услышав звуки родной речи, понятные мне смешки, я почувствовал в горле комок: я как будто вновь окунулся в прежнюю среду двора. Скучающие дамы и господа искоса оглядывали нас — эти мужчины и женщины, возможно, нашли бы нас вполне забавными и привлекательными для себя, не будь мы сейчас в таком непрезентабельном виде. Впрочем, через час о нас забудут, вернувшись к своим утехам.

Наконец вся процессия втянулась в парадный зал дворца. Я проклинал ремень, что перетягивал мне рот, держа голову высоко поднятой. Я бы предпочел ее, конечно, свесить, но не имел такой возможности. И я не мог заставить себя опустить хотя бы глаза долу. Так что я невольно видел, как собирается в зале двор во всем своем неотразимом блеске: дамы в тяжелых бархатных платьях с длинными пышными у плеч рукавами, вельможи в изящно скроенных камзолах. На тронном возвышении в две ступени гордо восседала в кресле королева Элеонора, положив руки на подлокотники. Плечи ее укутывала подбитая горностаем накидка, длинные черные локоны упруго змеились под белой полупрозрачной вуалью, лицо застыло непроницаемой фарфоровой маской.

В воцарившейся тишине солдаты опустили нас у ног ее величества на каменный пол, вытянули шесты, торопливо отступили.

И вот мы остались одни — три ожидающих кары связанных невольника, лежащие на брюхе с высоко задранной головой.

— Я вижу, вы оказались на высоте. Вы справились с порученной миссией, — медленно произнесла королева, очевидно обращаясь к капитану стражи.

Я не осмеливался взглянуть на нее, однако не удержался от искушения оглядеться по сторонам и тут же, вздрогнув, увидел леди Эльверу, стоявшую почти у самого трона и в упор глядевшую на меня. Как и прежде, меня испугала ее редкостная красота, неотделимая от извечной холодности моей бывшей госпожи. И, глядя на ее неподвижно-спокойную фигуру, затянутую в абрикосового цвета бархат, я почувствовал, как ее полная роскоши и безмятежности жизнь окатывает меня дразнящей волной — та жизнь, от которой я был ныне отлучен. У меня перехватило в горле, и я непроизвольно простонал. От ощущения, что мой живот и член упираются в холодный каменный пол, я вновь испытал тот давнишний, знакомый мне стыд, который, помнится, охватил меня после побега из замка. Я больше не годился на то, чтобы целовать туфли леди Эльверы или развлекать ее в саду утех.

— Да, ваше величество, — отвечал между тем королеве капитан. — И принцесса Красавица отправлена в родное королевство с заслуженным вознаграждением, согласно вашему высокому распоряжению. Она вместе со свитой уже, вероятно, пересекла границу.

— Хорошо, — величаво кивнула королева.

Я втайне догадывался, что этот ее тон, надо думать, многих во дворце изрядно позабавил. Дело в том, что королева всегда страшно ревновала из-за любви кронпринца к Красавице… К принцессе Красавице… Какой, однако, вышел с ней конфуз. Неужто она и впрямь сокрушалась, что не может валяться тут рядом с нами, увязанная такой нелепой гроздью, перед королевским двором — перед этими язвительно насмехающимися над нами дамами и господами, которые в один прекрасный день сделаются нам абсолютной ровней?

Между тем капитан продолжал свой отчет, и я не сразу уразумел, что нить его донесения тянется как раз к нам с Тристаном:

— …оба проявили дикую неблагодарность, требуя оставить их в землях великого султана, и в ответ на вызволение из плена оба выказали неистовую злость.

— Неслыханная дерзость! — возмутилась королева, поднимаясь с кресла. — За это они дорого заплатят! Но вот этот, черноволосый, что плачет так жалобно, — кто он таков?

— Это Лексиус, управляющий над всеми прислужниками султана, — сообщил капитан. — Это Лоран его раздел и заставил отправиться с нами. Впрочем, этот человек вполне мог бы себя избавить от плена. Но он предпочел отбыть с нами и отдаться на милость вашего величества.

— Это уже интересно, капитан… — проворковала королева и спустилась с возвышения.

Краем глаза я заметил, как она приблизилась к связанному Лексиусу, что лежал на полу справа от меня, и, наклонившись, коснулась его волос.