Спасение красавицы - Энн Райс

— Вы мне льстите, капитан, — довольно усмехнулся конопатый. — Хотя не думаю, что здесь кто-нибудь больше меня любит свою работу. Какие великолепные скакуны — эта парочка! Только гляньте, как они стоят! В них точно кровь настоящих коней! Уж это я сразу вижу.

— При любой возможности запрягай их парой. — Я заметил, как капитан погладил Тристана по голове. Потом взял у парня белый платок и вновь утер принцу лицо. — Ты ж понимаешь, это лучшее наказание, что ты заслужил, Тристан, — сказал он вполголоса. — И ты знаешь, что оно самому тебе нужно.

— Да, капитан, — прошептал тот. — Только мне очень страшно.

— Не бойся, — хмыкнул капитан. — Очень скоро вы с Лораном станете гордостью конюшни! За вами тут запишется целая очередь!

Тристан содрогнулся.

— Мне не хватает мужества, капитан.

— Нет, Тристан, — без тени улыбки ответил тот. — Тебе, как и прежде, не хватает упряжи, удилов да суровой дисциплины. Ты должен кое-что уразуметь насчет своей службы лошадью. Это не просто всего лишь часть твоей рабской повинности — это образ жизни как таковой.

Вот так, поморщился я. «Образ жизни как таковой».

Капитан шагнул ко мне, и я почувствовал, как молодец мой окреп еще сильнее, если вообще сильнее возможно. Конюх, сложив на груди руки, отступил, с улыбкой наблюдая за нами. Его соломенного цвета волосы чуть спадали на лоб, веснушки под лучами солнца казались еще прелестнее, зубы блестели чудесной белизной.

— А ты, Лоран? Ты-то что плачешь? — утешающе спросил капитан и так же вытер лицо мне. — Только не говори, что тебе тоже страшно.

— Не знаю, капитан, — отозвался я.

Я хотел было сказать, что не узнаю этого, пока меня не оснастят удилами, сбруей да фаллосом, однако спохватился, что это могут счесть за просьбу. А просить чего-то я как-то не отваживался. В конце концов, скоро все само произойдет.

— А ведь ты с большой вероятностью мог здесь очутиться, — заметил капитан, — не случись того разбойного рейда от султана.

Он обнял меня рукой за плечи, и внезапно я как будто перенесся в ту пору, когда плыл с ним по морю на корабле, забавляясь с Лексиусом и Тристаном.

— Для тебя это самое что ни на есть лучшее, — уверил меня капитан. — В тебе гораздо больше воли, и в жилах пульсирует куда больше мощи, нежели у прочих рабов, за редким исключением. Это и имел в виду Гарет, говоря про «кровь настоящих коней». Твоя нынешняя «лошадиная» жизнь сделает для тебя все намного проще. Она и в буквальном, и в образном смысле обуздает твою силу.

— Да, капитан, — согласился я. И обреченно уставился на длинный ряд стойл, на видневшиеся в них зады «коньков», на их сапожки с подковами, перетаптывающиеся по сену на полу. — А вы… Скажите, капитан…

— Что, Лоран?

— Сможете ли вы время от времени мне сообщать, как там Лексиус? — Да, меня беспокоила судьба моего ненаглядного Лексиуса, которого вскоре должна была прибрать к рукам сама королева! — И как дела у Красавицы… Если вы что-то услышите о принцессе…

— У нас не принято говорить о тех, кто покидает наше королевство, — покачал головой капитан. — Но я дам тебе знать, если будут какие-то слухи о ней. — Лицо его сразу омрачилось грустью, безнадежным томлением по Красавице. — А что касается Лексиуса, то я буду держать тебя в курсе, как у него дела. И можешь не сомневаться — оба можете не сомневаться, — что я частенько буду с вами видеться. Если не найду трусящими по улицам, наведаюсь сюда.

И, развернув мое лицо к себе, крепко поцеловал в губы. Затем он точно так же поцеловал Тристана. Я глядел, как приникли друг к другу эти два щетинистых лица, как смешались светлые волосы обоих, как томно полуприкрылись веки… Поцелуй двух мужчин… Невыразимо прекрасная картина.

— Будь с ними построже, Гарет, — сказал капитан, отпуская от себя Тристана. — Хорошенько их объезжай. Если надо, выпори.

И он ушел, оставив нас наедине с этим молодым и крепким конюхом, который уже заставил мое сердце биться чаще.

— Ну что, мои резвые скакуны! — заговорил он все тем же задорным голосом. — Выше головы и топайте к самым дальним стойлам. Причем идите так, как и положено коням — проворно, подымая высоко колени. Руки сложите за спиной. И чтоб я больше вам об этом не напоминал. Так вы должны ходить всегда: с подковами или без, по улице или в конюшне — всегда и везде ваше тело должно излучать гордость и силу.

Мы послушно двинулись вдоль длинного ряда стойл и наконец зашли в последнее, оказавшееся как раз пустым. Внизу вдоль окна я увидел кормушки — миски с едой и чистой водой. Перед ними, поперек стойла, тянулись две широких доски, через которые, судя по всему, нам полагалось перевеситься, так чтобы одна поддерживала грудь, а другая шла под животом. Гарет распихал нас по сторонам стойла, оказавшись прямо посередине, и велел нам залечь на перекладины. Мы подчинились, непривычно пристроившись на доски, и головы у нас оказались аккурат над кормушками.

— А теперь лакайте воду, да поэнергичнее, — скомандовал конопатый. — И чтобы никакой брезгливости, никакого отвращения. Вы теперь всего лишь кони.

И никаких тебе мягких шелковистых пальцев, никаких душистых притираний! Никаких тебе воркующих голосов, говорящих на этом непостижимом арабском языке, который словно сам собою пробуждает чувственность.

Тут же мне на ягодицы опустилась жесткая мокрая щетка и яростно принялась за работу. По голым ногам щекочуще заструилась вода.

Меня окатило волной стыда, когда, лакая из миски воду, я отвратительно забрызгал себе все лицо. Однако я уже изнывал от жажды, к тому же послушно исполнял то, что велел мне грум: к собственному изумлению, я отчаянно желал, чтобы он остался мною доволен. Мне уже нравился запах его домотканой куртки, его обожженной солнцем кожи.

Уверенными небрежными движениями Гарет хорошенько начистил меня щеткой, проползая под перекладинами и, когда надо, высовываясь между ними, явно выполняя обычную рутинную работу и приговаривая мне что-то успокаивающее. Наконец он повернулся к Тристану. В этот момент нам принесли еду — по доброй порции густого мясного супа, который грум велел нам выхлебать до капли.

Не успел я взяться за еду, как Гарет меня остановил:

— Нет, так дело не пойдет! Я вижу, сперва мне надо кое-чему вас научить. Когда я велел вам это есть, я имел в виду, что пищу надо поглощать как можно быстрее, с воодушевлением. Забудьте здесь про свои изящные манеры! А теперь покажите, как вы уяснили мои слова.

Весь пылая от стыда, я вынужден был споро подцеплять языком мясо и кусочки овощей, забрызгивая лицо варевом, однако не осмелился ослушаться Гарета. Я с первого знакомства испытывал к нему просто сверхъестественную тягу.

— Вот так, уже лучше, — похвалил он и похлопал Тристана по плечу. — А теперь я поясню вам, что значит быть конем. Это означает в первую очередь гордиться тем, кем вы являетесь. Это означает отбросить всю свою ложную гордыню, которая вам больше не к лицу. Вы резво шагаете с высоко поднятой головой, с крепким концом и всем своим видом показываете, насколько признательны малейшей доброте к себе. И все команды, даже самые простые, вы исполняете с заметным рвением.