Поглощенные Грешники - Сомма Скетчер

Мэтт садится.

— Да, черт возьми.

Я беру с кофейного столика его телефон, кручу в пальцах черную Amex Рафа, заказываю две большие пиццы со всеми заправками, а также со всеми добавками из меню.

— Что-нибудь еще, мэм? — спрашивает подросток на другом конце линии.

Мои глаза поднимаются, чтобы встретиться со взглядом Мэтта, и угли ярости снова разгораются в моем нутре.

— Да, у меня нет наличных. Могу я оставить чаевые картой?

Глаза Мэтта загораются.

— Вы очень добры, мэм. Сколько?

Я делаю паузу.

— Тысячу долларов.

— Что?

Эти угольки вспыхнули пламенем.

— Пусть будет две.

Когда я вешаю трубку, Мэтт радостно дает мне пять. Эти мелкие акты мести — то, что не дает мне сойти с ума, но он получает от них даже больше удовольствия, чем я. Оказывается, у него есть своя обида на Рафа.

На Рождество Мэтт напился и признался ему, что влюблен в Анну. Раф посоветовал просто написать ей. Самое худшее, что может случиться, — это то, что она ответит «нет».

Он ошибался. Оказывается, то, что она ответила на проникновенный абзац моего друга семью смеющимися смайликами и ничем другим, было худшим, что могло случиться.

— К черту Рафаэля Висконти, — бормочет Мэтт, плюхаясь обратно на диван и закидывая ноги на кофейный столик. — К черту его, и к черту его дерьмовые советы по ухаживаниям. И вообще, что он знает? Он даже не смог удержать тебя рядом, а ты, вероятно, согласилась бы сбросить свои трусики для него за правильный шоколадный батончик.

Я сказала Мэтту только половину правды, когда появилась на пороге его квартиры. Не рассказала ему ни о горячей линии, ни о чеке на миллион долларов, ни о том, что мое сердце было слишком мягким для всей этой чуши о врагах с привилегиями.

Я уже собираюсь огрызнуться какой-нибудь дерьмовой репликой, когда две вспышки света освещают мои шторы. Сердце подскакивает к горлу, но так же быстро опускается обратно в грудь.

Это может быть только Нико, он все делает заранее.

Я поднимаюсь с дивана и подхожу к окну с намерением позвать его на пиццу, но когда я отодвигаю штору, у меня пересыхает в горле.

Это не Tesla Нико, а знакомый Гелендваген. В котором я спала, ела и трахалась. А за лобовым стеклом виден силуэт мужчины, с которым я проделывала все эти вещи.

Онемение делает мои конечности тяжелыми. Какого хрена он здесь делает? Я тупо смотрю на фары, когда они снова вспыхивают.

— Что происходит? — спрашивает Мэтт.

— Это Раф.

Диван стонет под ним.

— Черт. Как ты думаешь, он слышал, что я о нем сказал?

— Что? Нет…

Фары снова мигают, и на этот раз они не останавливаются. Моя сетчатка горит, а на оконном стекле пляшут оранжевые пятна. Внезапная ярость захлестывает меня, заряжая кровь. Мне плевать, что он хочет — после всего, что этот мудак натворил, неужели он всерьез думает, что может подъехать к моей квартире, мигнуть фарами, и я рысью побегу его встречать, как благодарный щенок?

Да пошел он.

Я хочу спросить Мэтта, нет ли у него в квартире какого-нибудь тяжелого, тупого предмета, который я могу бросить в лобовое стекло Рафа, но вместо этого ограничиваюсь показом среднего пальца — на обеих руках — и драматически задергиваю шторы.

Мэтт наблюдает за мной, пока я возвращаюсь к дивану, впиваюсь взглядом в телевизор, беру пульт и увеличиваю громкость.

— Закрой уши.

— Хм? Почему… О, блять!

Я даже не вздрагиваю от звука клаксона Рафа, доносящегося с улицы внизу, я едва слышу его из-за рева в ушах. Он может сигналить всю ночь, мне все равно. Из всех игр, в которые мы играли, это та, в которой я уверена, что выиграю.

— Ради всего святого, пусть это прекратится, — стонет Мэтт через несколько минут, накрывая голову двумя подушками.

Возможно, Раф может слышать, что Мэтт говорит, потому что мы внезапно погружаемся в тишину. Он облегченно вздыхает, и я тоже вздыхаю, но уже по другой причине.

— Это еще не конец, — говорю я.

Дверь в наш многоквартирный дом распахивается с такой силой, что окно вздрагивает. Звук тяжелых шагов эхом доносится из коридора, и мы оба поворачиваемся, чтобы посмотреть на мою входную дверь.

Мэтт напрягается.

— Он поднимается?

Я слишком занята, осматривая комнату в поисках чего-нибудь острого, чтобы ответить.

— Э-э, — продолжает он дрожащим голосом. — Не похоже, что он сможет выломать твою дверь. Я пытался на той неделе, помнишь? Чуть ногу не сломал. Она должна быть стальной или…

Бах.

Дверь распахивается, и флуоресцентный свет из коридора заливает ковер. Меня охватывает неистовая ярость, и я вскакиваю на ноги, но у Мэтта другой инстинкт выживания: он издает странный, девичий звук и натягивает одеяло на голову.

А потом Раф оказывается прямо здесь, затемняющий мой дверной проем. Его безумные глаза осматривают комнату, пока не встречаются с моими.

Фу. От его вида у меня сжимаются легкие, а потом начинает жечь горло. Прошло две недели с тех пор, как я проснулась в его окровавленной постели рядом с чеком на миллион долларов и трусливым признанием, написанным на карточке Анонимных грешников. И все эти две недели я была в невменяемом состоянии. Чередуя рыдания, составление планов его кончины и стирание его имени с моей поясницы.

Но вот он здесь, в своем самом черном костюме с самыми аккуратными складками. Две недели я провела, извиваясь в его проклятой ловушке, а он все это время гулял, как будто ему наплевать, что он потерял ключ.

Да пошел он. К черту его двадцать раз подряд.

— Убирайся вон!

Его внимание переключается на комок на диване и вспыхивает чем-то мрачным. Одна рука тянется к пистолету, другая срывает одеяло.

Он направляет пистолет в лицо Мэтту.

— Ты трахаешь мою девочку?

Мэтт взвизгивает и поднимает ладони вверх в знак капитуляции. Как только Раф понимает, что это всего лишь мой сосед — золотистый ретривер, он закатывает глаза и направляет ствол пистолета в сторону коридора.

— Ладно. Убирайся, пока не описался.

Мэтт даже не оглядывается на меня, прежде чем выбежать из моей квартиры.

Чертов предатель.

Хлопок двери эхом разносится по комнате, а затем затихает в тяжелой тишине.

Мы смотрим друг на друга в течение трех долгих секунд, прежде чем я обретаю дар речи.

— У тебя хватает наглости врываться сюда. И я не твоя девочка…

Он внезапно делает шаг ко мне, и у меня перехватывает дыхание, необходимое, чтобы закончить предложение. Я не успеваю увернуться от руки, которая летит к моему