Красные туманы Полесья - Александр Тамоников

Зайцев чуть помялся и ответил:

— Да я там девку одну четырнадцатилетнюю подмял на сеновале. А мать ее проведала, пригрозила донести бургомистру и начальнику полиции. А она сама дала, господин Калач, вот те крест. Потому как шалава, не глядя на возраст. Я и подался в Горош, думал в полицию устроиться. А тут Рогоза. Он обещался слово за меня замолвить.

— Значит, снасильничал ты девку?

— Нет, сама дала. Она же и на сеновал меня заманила, стерва малолетняя.

— Ну да, а ты пожалел ее, приголубил.

— Так и было. Кто же знал, что она с мамашей своей заодно? Между прочим, затребовала за молчание денег. Да все одно сдала бы меня баба. А новая власть такое не жалует.

— А тут, значит, жалует?

— Так я же сам пришел, все рассказал, а повинную голову меч не сечет.

— Ладно, будьте оба у дежурки, я к коменданту.

Калач вышел во двор.

Гауптштурмфюрер сегодня не делал пробежку, обмывался водой, увидел начальника полиции и спросил:

— Тебе чего, Калач?

— Разговор серьезный, господин комендант. Перебежчик от партизан объявился, рассказал мне об их новом замысле.

— Иди в приемную. Я сейчас туда подойду.

Калач прошел в приемную, где сидела Елена Скорик.

Она увидела начальника полиции, побледнела и сказала:

— А господина гауптштурмфюрера нет.

— Знаю, — заявил полицай. — Ты вот что, сучка, сегодня вечером со мной пойдешь.

— Я не пойду.

— Куда же ты денешься-то? Или думаешь, что Бонке за тебя заступится? Не защитит, не надейся.

К ним подошел исполняющий обязанности коменданта.

— В кабинет! — распорядился он.

Гауптштурмфюрер и начальник районной полиции зашли в служебное помещение.

Калач слово в слово передал немцу то, что рассказал ему Зайцев, и спросил:

— Не желаете, герр гауптштурмфюрер, лично переговорить с ним?

— К черту! Сейчас не говорить, а действовать надо. Передай секретарше, пусть срочно вызовет ко мне командиров рот охраны и СС.

— Слушаюсь! Только один вопрос.

— Чего еще?

— Фишер отвалил. Теперь о ценностях Годмана знаем только мы двое. Я хочу сегодня же поделить их.

— Ты о партизанах думай, а не о золоте. Разделить всегда успеем.

— Отобьемся и разделим, да, герр гауптштурмфюрер?

Исполняющий обязанности коменданта увидел в глазах Калача зловещий огонек и сказал:

— Хорошо, Мирон, отобьемся и разделим. Слово офицера.

— Это другое дело.

Майор Шелестов на все сто просчитал действия гитлеровцев.

Через двадцать минут после прибытия в комендатуру оберштурмфюрера Венцеля и обер-лейтенанта Хермана из Гороша в Ясино пошел первый взвод СС оберштурмфюрера Курца. Второй взвод унтерштурмфюрера Ромберга направился к периметру хлебозавода и частного сектора на северно-западной окраине поселка. Третий взвод унтерштурмфюрера Эбеля с отделением мотоциклистов шарфюрера Каде двинулся к юго-западной части Гороша, к месту перехода улицы Вокзальной в Западную.

Взводы лейтенантов Берга и Губера из охранной роты выдвинулись в сторону старого переезда. Взвод лейтенанта Ройдера остался у вокзала, взвод Керделя встал на Западной улице, перекрыл вход на Весеннюю. На охрану и оборону административной зоны Бонке отрядил полицию.

Отправление взвода к Ясино удивило и Венцеля, и Хермана, который не удержался и спросил:

— Для чего, господин гауптштурмфюрер, вы посылаете взвод за пределы поселка?

Эсэсовец взглянул на обер-лейтенанта и осведомился:

— Скажи мне, Ганс, кто осуществляет командование всеми вооруженными формированиями в этом районе?

— Комендант, на данный момент вы.

— Тогда нечего задавать глупых вопросов! — взревел Бонке. — Выполнять приказ! Контролировать обстановку. Обо всем, что будет происходить, немедленный доклад мне. Обер-лейтенант, позаботьтесь о том, чтобы не разбежались мужики и бабы, которые должны быть отправлены в Германию. Вы свободны!

Командиры подразделений ушли. Венцель отправился во второй взвод, Херман — на вокзал. На Западную улицу он послал своего заместителя, обер-лейтенанта Функе.

Взвод оберштурмбанфюрера Гофрида Курца вошел в село Ясино в 7.30.

За полчаса до этого в лесу у сожженной деревни Лоза спешился взвод Станового с разведотделением старшего лейтенанта милиции Борисова. Партизаны быстрым маршем, используя рельеф местности, пошли к восточной стороне Ясино, где встретили наблюдателей, которые доложили, что в село прибыл взвод СС.

Шелестов просчитал и эти действия гитлеровцев.

Командир взвода распорядился укрыть бронетранспортеры за уцелевшими хатами, солдатам занять позиции на западной окраине. Приказ был выполнен.

Сам оберштурмфюрер встал на правом фланге, поднес к глазам бинокль, принялся рассматривать лес.

Командир взвода партизан приказал своим людям сблизиться с эсэсовцами. На правый фланг пошло разведывательное отделение старшего лейтенанта милиции Борисова. Вскоре бойцы оказались за спинами у гитлеровцев. Их разделяли какие-то двадцать метров.

Оберштурмфюрер дернулся, направился за угол дома и крикнул:

— Партизаны числом до взвода идут на двух полуторках вдоль леса. Расстояние — около километра. Механикам бронетранспортеров быть в готовности вывести машины на рубеж ближней балки, в двухстах метрах от теперешней позиции, оттуда расстрелять грузовики. Отделениям пройти этот чертов километр и добить тех, кто уцелеет от огня пулеметов. Действия по моей команде.

Второй взвод партизан под командованием лейтенанта милиции Гулько медленно — взводный специально приказал водителям сбросить скорость — ехал по полевой дороге. Оберштурмфюрер наблюдал за ним в бинокль. Он опустил его, повернулся к селению, чтобы отдать приказ. Но тут хлопнул выстрел винтовки, и Гофрид Курц завалился на бок с простреленной головой.

Тут же прозвучал приказ на русском языке:

— Бей их, ребята! Одного оставить, дать уйти.

Так как основная опасность для второго взвода крылась в пулеметах, установленных на бронетранспортерах, то в них в первую очередь и полетели мощные гранаты «Ф‐1». Двигатели «Ханомагов» замолчали. Раздались истошные вопли.

Один солдат бросился в поле, к оврагу. Партизаны видели его, но не стреляли. Они ударили из автоматов и винтовок по эсэсовцам, оставшимся в живых. С фланга их поддержало разведывательное отделение. В течение десяти минут взвод оберштурмфюрера Курца был полностью уничтожен. Пленных партизаны не брали, раненых фашистов добили.