Мама, мама - Корен Зайлцкас

– Ну что, – сказал Дуглас, – займемся твоей учебой?

Уилл был потрясен, что отец собирается играть в его учителя.

– Бессмысленно делать это без мамы, – ответил он. – Я бы предпочел завтра начать все сначала.

– Уилл, если ты дома, тебе нужно учиться и соблюдать школьную программу. Это серьезное дело. Особенно учитывая, что сюда приходили из органов опеки. Мы должны быть в состоянии отчитываться о твоей успеваемости…

Гнев Уилла вспыхнул с новой силой. Напряжение, которое росло весь день, достигло, наконец, пределов его психики, и он просто вскипел.

– Послушай, папа, – ядовито подчеркнул он последнее слово. – Как учителю тебе далеко до мамы. У тебя нет ее терпения. У тебя нет ее энтузиазма и ее пытливого ума. И у тебя определенно нет ее знания предмета.

– Вот уж не знаю, как твоей матери удалось убедить тебя в том, что она – учитель года.

– Она университетский преподаватель.

– Насколько мне известно, нет. Ни разу с тех пор, как ее уволили.

– Мама сама ушла из университета Стоуни-Брук.

– Это она тебе сказала? – У Дугласа сжались челюсти. – Уилл, твою мать уволили за фальшивую ученую степень. Она просто купила диплом кандидата наук. Ей этого было вполне достаточно. Она просто не подумала, что это может не сработать с ее студентами или работодателем.

Апемфазис: противоречие, бессмыслица, нонсенс.

– Это неправда! Я обнимал маму, когда она плакала над своим решением бросить работу. Она ходила по комнате, не зная, что делать.

– Решение покинуть университет не было ее решением.

С Уилла было достаточно. Он не собирался стоять и позволять отцу, который не сделал для него ничего, клеветать на мать, которая делала для него все.

– Ладно. Пойду займусь учебой, – фыркнул Уилл. – Сегодня день занятий музыкой.

(Это было не так.)

Уилл бросился к фортепьяно и почти час одной рукой выстукивал по клавишам вальс Шостаковича. Клавиши оказались в буквальном смысле безопасным инструментом облегчения его внезапной тоски в русском стиле. К тому же, пока он продолжал играть, отец не мог говорить с ним о государственной школе или его так называемых скрытых травмах. Уиллу надоели разговоры о липовом диагнозе от дока Мартина. Не имело значения, согласен отец или нет, что у него синдром Аспергера. Скоро он уедет. Лучший способ мести – это успех, и уже совсем скоро Уилл пойдет в пафосную – точнее, престижную – частную школу. Он будет изучать экономику и тусоваться с парнями, говорящими на безупречном британском английском. Однажды он поступит в Оксфорд или Сорбонну. А отец может поцеловать его топсайдеры. Отец может подавиться отходами своей жизнедеятельности.

Наконец, устав, Уилл встал из-за фортепьяно и выглянул в окно. Он увидел, что отец, стоя на лестнице под дождем, прочищает засорившийся водосток. Из-под капюшона его дождевика выглядывало лицо, искаженное странной смесью муки, вины и стыда. Слишком мало и слишком поздно, подумал Уилл, глядя на него. Мелкий ремонт дома, запоздалое беспокойство об органах опеки, внезапный интерес к учебе Уилла и его здоровью – все это было слишком мало и слишком поздно. Гроза уже разразилась. Последствия равнодушия водопадом обрушились на них, размывая фундамент Херстов.

Уилл побрел на кухню, где жужжало радио. Голос диджея был утробным и вульгарным: «Без каких вещей женщины, по их словам, не могут жить? Я думаю, это ватные шарики. Дамы, расскажите, что вы делаете со всеми этими ватными шариками?»

Уилл направился за маминой секретной заначкой трюфелей, как вдруг заметил, что на кухонной стойке звонит отцовский сотовый. Громкий звук телефона в сочетании с псевдоглубоким голосом диджея заставил Уилла почувствовать себя настолько эмоционально переполненным, настолько иррационально злым, что он вцепился в мобильный мертвой хваткой левой руки.

«КЕРРИ», высветилось на экране.

Классика. Разлучница Кэрри записала себя под мужским именем «Керри». Уилл не осознавал, о чем он думал, отвечая на звонок. Скорее всего, он просто не думал. Он находился в эпицентре эмоционального кризиса – пожара пятого класса опасности – и просто реагировал на звонок.

– Прекратите звонить сюда! – закричал Уилл. – Мой отец женат! Вам должно быть стыдно за себя!

Уилл не стал дожидаться ответа этой лахудры. Ему не нужно было слышать ее оправданий – не больше, чем слышать ее голос. Едва он нажал кнопку отбоя, телефон зазвонил снова. Он продолжал звонить, пока Уилл взял с полки коробку трюфелей «Lindor» и съел три конфеты, не ощутив их вкуса. Глаза Уилла метали молнии, когда Дуглас торопливо пересек кухню, чтобы ответить на третий или четвертый пропущенный вызов.

– Керри, привет. Я был по горло занят прочисткой водостока. – Пока Дуглас шел из кухни, с его куртки капало на чистый пол. На его лице было выражение, которое должно было сойти за расслабленное или хотя бы невиноватое. Но Уилла оно не обмануло. Уилл знал, что его отец был изменщиком и пьяницей.

Четвертый трюфель. Уилл сунул его в рот целиком и почувствовал, что по подбородку потекла полоска шоколадной слюны.

Ему вспомнились слова матери: «Ты думаешь, после выпивки тебе станет лучше, да, Дуглас? В этом дело?» И он задумался: может быть, бокал вина поможет отцу отстать от него со всеми этими органами опеки, посттравматическим расстройством и государственной школой. Встав на кухонный табурет, от достал высокий бокал. Бутылка, которую они с матерью купили накануне, наполовину полная, с пробкой в горлышке, по-прежнему стояла на кухонной стойке. Уилл вытащил пробку и до краев наполнил бокал восхитительно-красной жидкостью. Он оставил его на стойке как немое приглашение отцу.

По радио продолжалась сексистская болтовня. Звонившие в студию слушательницы сообщали, что «не могут жить» без своих бронзаторов, губных помад и щипцов для завивки ресниц.

Вернулся Дуглас, и его взгляд упал на полный бокал на стойке.

Дипсоман: склонный к чрезмерному употреблению алкоголя. Или, в случае Дугласа, икающий, писающий в штаны, путающий слова, потерявший все умственные способности пьяница.

Дуглас недовольно скривил рот.

– Уилл, с тобой все в порядке? Ты ведешь себя так, будто это не ты.

– Как я себя веду?

– Честно? Ты как будто копируешь мать.

От слов отца у него возникло ощущение, что по его спине скользнул кубик льда.

– Человек, с которым ты говорил по телефону. Его зовут Керри. Он мой спонсор, наставник. Ты знаешь, что это значит?

Уилл покачал головой.

– Это значит, что я алкоголик. Это значит, что я пытаюсь бросить пить и вести трезвую жизнь, а Керри – моя ролевая модель, мой учитель и детектор того дерьма, которое со мной происходит.

Уилл отключился от того, что говорил ему отец. Голос Дугласа отошел на задний план, когда диджей огласил результаты проведенного опроса: