Смерть в хрустальном дворце - Кэролайн Данфорд

– Значит, фон Риттер был вашим шансом вырваться из этой ловушки?

Мисс Эндерсон поморщилась и, к моему удивлению, шмыгнула носом.

– Наверное, я сама так думала вначале, но Клаус был хорошим человеком. Он любил посмеяться и знал, как относиться к женщине. Самым смешным оказалось желание Портера показать меня Клаусу в «Босенбис». «Посмотрите, что у меня есть!» Так хвастаться как раз в его стиле. Он демонстрировал меня Клаусу, потом там еще кто-то появился, Портер отправился с ним что-то обсуждать, а я осталась с Клаусом.

– И вы придумали план за один вечер? – спросил Бертрам. – Не рассказывайте нам сказочки.

– Это было несколько месяцев назад. Клаус неоднократно приезжал к нам в страну по делам, ну и мы с ним сошлись. Я объясняла ему, что это нарушение моего контракта, но он казался безобидным старичком. Я не думала, что он на самом деле захочет… этого самого. – Она мотнула головой. – И вот тогда я поняла, что нельзя судить о книге по обложке. Клаус оказался настоящим Казановой, скажу я вам. Этот человек знал, как доставить удовольствие женщине. Говорил, что у него большая практика в этом деле. Но дело было не в этом. Если хотите, можете в лицо назвать меня лгуньей, но мне он нравился. Нам было весело вместе, а когда он предложил отправиться с ним в Германию и быть там с ним… Я сравнила возможную жизнь с Клаусом с моей жизнью с Элджи… Ну, выбор был очевиден. А теперь этот бедняга взял и умер. Надеюсь, что ушел он скандально. Он сам бы хотел такого конца.

Она печально улыбнулась, в глазах стояли слезы.

– На самом деле мы думаем, что он был убит, – сказала я.

– Портером, – добавил Бертрам, надеясь, что это сообщение нам поможет.

Нам потребовался почти час, чтобы ее успокоить, – у мисс Эндерсон началась истерика. Но мы с Бертрамом оба убедились, что она собиралась сбежать с фон Риттером, а в характере Портера было отомстить. У себя в спальне она показала мне синяки, оставленные на ее теле Портером после того, как он обвинил ее во флирте. Все они находились в таких местах, чтобы в обычной одежде оставались незаметны. Портер очень тщательно за этим следил. И все они, судя по виду, были очень болезненными. Когда мы объяснили мисс Эндерсон, что нам от нее нужно, она с готовностью согласилась это сделать.

Поймать кэб в столице Англии в полночь не так просто, как можно было бы подумать. Просочиться мимо швейцара в гостиницу, где остановилась делегация, состоящая из дипломатов, практически невозможно. К счастью для нас, со жребием не повезло тому сотруднику, с которым мы разговаривали в Хрустальном дворце, и именно он дежурил ночью. Под нашим руководством он собрал оставшихся членов делегации в пустынном холле на первом этаже. Я на всякий случай предприняла дополнительные меры предосторожности – заставила швейцара, которому становилось все более любопытно, запереть все двери.

Дитрих Габерман спустился первым. Можно было бы подумать, что он всего несколько минут назад вышел из офиса. На нем был прекрасно отутюженный костюм, на лице – никакой сонливости, а ведь дело приближалось к полуночи. Он поклонился нам обоим.

– Предполагаю, что дело важное? – вежливо спросил он.

Бертрам кивнул и предложил ему присаживаться. Габерман сел и очень аккуратно положил одну ногу на другую. Следующим появился Фридрих Готтлиб в зеленом фланелевом халате, из-под которого торчала полосатая пижама. Он совсем не был счастлив. Он остался только благодаря присутствию полиции.

Роберт Дрейпер спустился в костюме, который был на нем в течение дня. Рубашка оказалась расстегнута, от него пахло алкоголем. Он скорее рухнул, а не сел на один из стульев.

Следующим появился Рудольф Байерсдорф. Седые волосы были сильно растрепаны. Он накинул френч на пижаму и выглядел поставленным в тупик.

– Пожар? – спросил он. Когда его заверили, что никакого пожара нет, он уселся на стул, но все равно выглядел растерянным и осматривался в недоумении.

Элджернон Портер появился последним. Мне следовало этого ожидать. Он потратил время на то, чтобы одеться и даже побриться. Он выглядел так, как должен выглядеть государственный деятель. По крайней мере, до той минуты, пока не увидел мисс Эндерсон. А как только увидел, спросил суровым тоном:

– Что это значит?

Мисс Эндерсон посчитала эти слова сигналом и бросилась на него, крича, что он лишил ее всех шансов. Ни Бертрам, ни я не ожидали, что она сделает что-то в этом роде, поэтому оказались застигнуты врасплох. К счастью, вокруг было достаточно полицейских, которые смогли вмешаться. Портер не мог отрицать знакомство с мисс Эндерсон, потому что имелся контракт, который его подтверждал. А ее грубая, едкая и язвительная критика его самого и высказывания о его грешках повлияли на него гораздо сильнее, чем мог бы допрос в полиции. Через полчаса он был сломлен и во всем признался. Когда мы уходили, мисс Эндерсон успокаивал Фридрих Готтлиб. Мы услышали, как он говорит, что составил о ней неправильное представление, недооценил ее, но теперь понял, какие на самом деле глубокие чувства она испытывала к Клаусу. Я шагнула к нему, но Бертрам опустил ладонь на мою руку, таким образом останавливая меня. Он сам подошел к ним и осторожно положил контракт на ручку кресла рядом с мисс Эндерсон. Она вроде бы этого даже не заметила, но к тому времени, как Бертрам вернулся ко мне, контракт уже исчез у нее в кармане.

Уже выйдя на улицу, я спросила у Бертрама:

– Может, нам вернуться и позвонить в гостиницу или прямо поедем, остановив кэб?

– Кэб, – твердо ответил Бертрам. – Они или ждут звонка Фицроя, или проводят спасательную операцию. В любом случае если мы им позвоним, то только их задержим.

– Не уверена, что у меня достаточно денег, – призналась я, роясь в сумочке.

– Скажем швейцару, чтобы записал на наш счет, – уверенно заявил Бертрам.

Он остановил кэб и обещал извозчику двойную оплату, нет, даже тройную, если он сможет быстро доставить нас в гостиницу. Мы практически летели по ночному городу. У меня сердце чуть в пятки не ушло! Мы помогли Фицрою, разобрались с убийством, но поможет ли он нам в ответ? Бертрам схватил меня за руку.

– Я готов ко всему, что бы ни случилось, – сказал он.

Я не была уверена, говорит он это мне или себе самому.

– Бертрам, почему ты прекратил носить при себе мелкие монеты? – спросила я, чтобы отвлечь нас обоих.

Бертрам выглядел немного удивленным.

– Ты же сама говорила, что тебе не нравится, как я роюсь в карманах и трясу мелочью. И говорила ты очень убедительно.

– А ты можешь носить при себе деньги и не трясти мелочью?

– Нет, дорогая, – ответил Бертрам. – Ни один мужчина не может удержаться и не трясти мелочью, если она лежит у него в карманах.

* * *

В «Карлтоне», когда мы бегом побежали к лифту, у нас за спинами остались расстроенный швейцар и разозленный извозчик.