Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать - Алексей Слаповский

Мечькин с заспанным и опухшим лицом просыпается, нашаривает горлышко бутылки возле постели. Пьет лежа. Встает. Идет на балкон. Закуривает. Глядит вдаль. Все.

— Допустим, — говорит Володя.

— Что, не нравится?

— Да нет, вообще-то ничего. Если разработать. А идея, мораль?

— Тебе надо?

— Для дураков. Если спросят.

— Запросто! Я им скажу: идея, скажу, состоит из четырех составляющих. Первая — образа Мечькина: человек не может поверить, что он достоин любви и счастья. Жил без них — и вдруг! Не может — и не хочет. Вторая идея — образа Маришечки: мечтается ей полюбить. Ищет. Придумывает. Не может. Но хочет. Плюс к этому, ты правильно заметил, странное увлечение: пожить в чужой жизни. Красивый такой вампиризм.

— Только чтобы очень красивый!

— Будет очень. Будет даже анти-вампиризм. Даже донорство. Не чужую кровь пить, а свою влить. Дальше. Третья идея: идея образа Прохорова. Человек привык к победам. Уязвлен. И уже близок к реваншу, но, во-первых, понимает, что это будет победа не над душой и даже не над телом, а всего лишь над настроением женщины, во-вторых, он желает иметь для себя нечто не достигнутое. Это помогает жить некоторым. Четвертая идея — идея образа бывшей жены Мечькина: и простить себе ошибки не может, и вернуться к Мечькину не может, вдали — любит, вблизи — ненавидит. Этим и живет. В совокупности, объясню я дуракам, эти отдельные образы создают обобщенный образ нашего современника, человека самим собой измученного, самому себе не верящего, «человека неестественного», в отличие от того «естественного», о котором мечтал и писал Андрей Платонов.

— Допустим. А дочь-красавица зачем? Для противопоставления, что ли?

— А ни зачем. У нее идеи нет: она просто красива и ей просто нравится жить. А главное — чем больше красавиц в кино, тем лучше.

— Вот тут ты прав! Тогда, может, так сделаем: в этого твоего Мечькина не одна, а сразу две красавицы влюбляются. Всерьез!

— И одна убивает другую. Она работает в НИИ «Микроб», исследует неведомые вирусы. И открывает вирус, который съедает человека в три дня, не оставляя следов.

— Но та успевает передать вирус Мечькину, — подхватывает Володя, — а Мечькин — злодейке. А злодейка — мужу (она ведь замужем). И начинается эпидемия. Охвачен весь город.

— Что город! Страна, мир!

— Который красота не спасла, а погубила!

Мы хохочем, мы придумываем все новые подробности гибели мира с непременным последующим спасением, мы уничтожаем только что созданный сюжет; так часто с нами бывало — когда, понимая, что замыслы наши останутся при нас, мы сами начинали издеваться над ними, высмеивать их, пародировать их — и нам казалось, что ничего не жаль, потому что все еще будет, даже, возможно, и то, чего не может быть…

15 июля 1998

Пропущенные буквы вставить.

Как много цв…тов! Они ж…лтеют, с…неют, кр…снеют. Они л…жат большими грудами. Все гл…дят на т…бя. Все х…тят понравиться т…бе. Б…ри любой цв…ток и иди на х…р!

В день знакомства Дан Засуки преподнес красавице Койко Етидзу букет цветов стоимостью 1 000 иен.

В день сближения он преподнес ей букет стоимостью 5 000 иен.

В ознаменование светлого весеннего дня и своего хорошего настроения он преподнес ей букет стоимостью 13 000 иен.

За три года отношений Дан Засуки преподнес Койко Етидзу цветов на сумму 346 728 иен.

Вопрос: на какую сумму расщедрился бы Дан Засуки, если бы он любил Койко Етидзу (учитывая, что нам известно, что все эти три года он не любил ее, а просто так)?

На вершине высокой горы Цун Цы растет цветок, обладающий удивительными свойствами: если юноша сорвет его, стебель съест, а лепестки разотрет и пустит по ветру, то его полюбит любая девушка, какую только он пожелает. И есть старики, которые хвастают тем, что испробовали на себе чудодейственную силу цветка. Но в том тайна, что никто не знает, где находится гора Цун Цы, да и есть ли она вообще на свете.

Роза коричная (Rosa cinnamomea) — многолетнее растение, кустарник до 2 м высоты. Ветви красноватые, блестящие; нецветущие побеги с частыми, тонкими, прямыми шипами, иногда вниз отогнутыми; цветущие ветви с твердыми, изогнутыми, попарно расположенными у основания черешков шипами. Листья очередные, черешковые, непарнолистые с прилистниками, листочков 5–7 пар, овальные, по краю мелкопильчатые. Цветки крупные, розовые, одиночные. Чашечка пятираздельная, при плодах вверхстоящая. Плоды ложные, яйцевидные, ягоднообразные, ярко-красные с многими плодиками-семянками.

Обычное название — шиповник.

— Надоело! — мысленно воскликнула жена, подавая мужу тарелку щей. — Я работаю, как проклятая, и я тебе еще ужин должна готовить! А ты даже и не ищешь работу!

— Во-первых что делать, если у меня руки под кий заточены, — мысленно ответил муж, хлебая щи. — Во-вторых, если кому-то нравится работать где попало, то другие ищут работу для души! Соли мало.

— Я так больше не могу! — молча сказала жена, бросая в щи щепотку соли. — Все. Слушай правду. Я больше не люблю тебя.

— Зато я тебя люблю, — молча ответил муж, размешивая соль в щах.

— Врешь! — молча сказала жена, поджаривая яичницу. — Ты вон к больным родителям полгода на соседнюю улицу не сходишь! Ты и себя-то не любишь! Пузо отрастил! Два зуба у тебя гниют и воняют! А ты еще молодой!

— Я молодым буду всегда, — молча ответил муж, дохлебывая щи и приосаниваясь. — А зубы что ж. Догниют до конца — и перестанут вонять. На дантиста у меня денег нет.

— Как ты можешь жить с женщиной, которая тебя ненавидит? — молча спросила жена, швыряя перед мужем тарелку с яичницей. — Ведь я ненавижу тебя. Твою ухмылку, твою рожу вообще, твой голос, твои глаза, все! Давай разведемся и разменяем квартиру! Все-таки три комнаты, центр! Мне с дочерью двухкомнатную малогабаритку дадут, тебе однокомнатную тоже где-нибудь. Будь хоть раз человеком!

— Щас прям! — молча ответил муж, кушая яичницу. — Ты меня оскорбляешь, а я тебе благодеяния должен делать? Квартиру тебе устраивать, чтобы ты на глазах малолетней дочери с хахалями встречалась?

— Да есть уже хахаль, есть! — молча закричала, признаваясь, жена. — И не хахаль, а любовник! Он в сто раз лучше тебя. Жаль, не может уйти из семьи, но все равно, мы счастливы! Заметь, мы уже полгода с тобой ничего интимного не имеем!

— И хорошо, — молча ответил муж, корочкой очищая тарелку. — С какой стати я буду иметь что-то интимное с гулящей женщиной? Мне претит.