Хозяин Соколиного гребня - Кэтрин Коултер

– Полагаю, мне придется это сделать, ведь если я скажу “нет”, одни только боги знают, кого ты выберешь своей следующей жертвой.

Он замолчал, и Чесса пожалела, что не может видеть его лица. Она почувствовала нежное прикосновение его пальцев – они гладили ее губы, подбородок, нос. Ей хотелось поцеловать его, но она боялась размазать краску на его лице. Потом она ощутила на своем ухе его теплое дыхание.

– Я рад, что Рагнор не изнасиловал тебя, – прошептал он. – Изнасилованная женщина обычно не горит желанием лечь в постель с другим мужчиной, даже если ей кажется, что она его хочет.

– Откуда ты знаешь?

– Я сам это видел. Не забывай, что я пятнадцать лет был рабом. Я многого навидался.

– Но теперь все изменилось, не так ли? Теперь у тебя есть я.

– Похоже, что так, – ответил он и засмеялся. Потом погладил ее по щеке и встал с кровати.

– Спи и не ломай голову ни над какими планами. Мне совсем не хочется везде следовать за тобой по пятам и гасить пожары. Я сам решу, что мы будем делать. Послушайся меня хоть в этом, Чесса, не то тебе же будет хуже.

* * *

Все обращались с нею с величайшим почтением, включая стражника, который следовал за ней повсюду, куда бы она ни пошла. Через два дня она должна будет выйти замуж за Рагнора. Она видела, как Клив в личине Ислы флиртовал с этим недоумком и поил его медом, но с нею не заговаривал.

Клив велел ей ничего не предпринимать самой и предоставить все ему. Но почему? Ведь она не какая-нибудь беспомощная дурочка, не умеющая за себя постоять. Прошел уже целый день – и что же? Ничего не произошло. Нет, надо брать дело в свои руки. Она сумеет спасти их обоих: и себя, и Клива.

Входя в сад королевы, Чесса весело насвистывала. Стояли сумерки, уже почти стемнело, и чудесный сад с его яркими цветами выглядел совсем не таким, как при солнечном свете. Все стало каким-то настолько блеклым и безжизненным, что казалось, каждый цветок, каждое деревце, каждый куст рассыплется в прах, едва только на землю опустится вечерняя тьма.

Может быть, у нее разыгралось воображение из-за того, что она сама поверила в то, что беременна? Чесса рассмеялась, вспомнив, как Сайра объясняла беременностью все свои безумные капризы и постоянные приступы злости.

– Наконец-то ты пришла, Чесса, – ласково сказала королева. – Сядь рядом, и давай вместе насладимся вечерней тишиной. Потом ты поужинаешь вместе с, королем и Рагнором; думаю, я тоже там буду. Один из моих людей доложил мне, что король гневается на наложницу, которая стоит от него слева. Он забыл приказать ей отведать какое-то блюдо и, таким образом, подвергся опасности отравления. В этом, конечно же, виновата она. Да, нынче я буду ужинать вместе с королем и придворными, потому что не хочу, чтобы Олрик покалечил бедную девушку. Что же ты стоишь, дитя мое? Сядь.

– Я вовсе не дитя и к тому же не ваше.

– Очень скоро ты станешь моей дочерью, но довольно об этом. В конце концов ты поймешь, что жизнь не всегда дает тебе то, чего ты от нее хочешь. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на меня.

– Я смотрю на тебя, госпожа, и вижу перед собой женщину, у которой есть все, чего она только может пожелать. Я вижу женщину, которая может командовать и вмешиваться в чужие дела, сколько ее душе угодно. Я вижу женщину, которая настолько не любит своего единственного сына, что желает женить его на женщине, которая его терпеть не может, женщине, которая беременна от другого. Пожалуй, мне больше нравится моя мачеха Сайра – она по крайней мере не скрывает своей испорченности и хотя бы в этом честна.

Турелла заставила себя сдержаться. Эта девушка нарочно старается разъярить ее, и это у нее получается, Потому что все, что она сказала, – правда. Королева вздохнула.

– Этот лимонад такой вкусный. Не хочешь ли попробовать?

Говоря, Турелла спокойно налила лимонада в свой кубок и осушила его.

– Да, хочу, – сказала Чесса, когда Турелла выпила последний глоток.

Они сидели рядом в сгущающихся сумерках, и Турелла рассказывала Чессе о Булгарском ханстве, о безбрежных бесплодных степях, простирающихся между редкими поселениями, о торговых путях, которые бдительно охраняют, за которые сражаются, о викингах, которые правят в Киеве и постепенно распространяют свое владычество на юг и восток.

Чесса слушала рассказ королевы и – вот странно! – ее голос звучал все глуше и глуше, будто отдаляясь. Меррик привез Ларен, ее младшего брата Таби и Клива из Киева. Как бы ей хотелось побывать в этом удивительном городе! От одного его имени веяло волшебством. Она слышала тихое гудение насекомых, которые летали вокруг, но не задевали ее лица. Ее ноздрей вдруг достиг аромат гиацинтов и необыкновенных роз Туреллы, хотя она сидела далеко от них. Нет, когда наступает ночь, цветы не умирают. От этой мысли она почувствовала облегчение. Когда солнце зашло, тьма окутала ее, как мягкий бархат, и воздух наполнился свежестью и сладостным благоуханием. Улыбаясь, Чесса медленно соскользнула со скамьи на землю. Турелла встала и посмотрела на нее. – Когда я была в твоем возрасте, принцесса, я тоже попалась бы в эту ловушку, – проговорила она. – Из-за того, что тебя так одурачили, ты будешь упрекать себя в глупости, но поверь мне: ты вовсе не глупа. Просто ты думала, что если я попытаюсь опоить тебя, то сделаю это намного позже. Однако я не стала ждать до последней минуты. Если бы я так поступила, ты бы не притронулась к этому лимонаду даже после того, как я на твоих глазах выпила его из своего кубка.

Сказав это, королева кликнула своих стражников. Один из них завернул Чессу в теплое одеяло и взвалил ее себе на плечо.

* * *

На следующий день Барик вместе с Ислой явился к Рагнору, чтобы дать ему еще один урок игры на новой арфе и научить его еще одной любовной песне.

– Я не хочу учить еще одну любовную песню, – брюзгливо сказал Рагнор. – Я женюсь на принцессе завтра, так что мне больше не придется распевать ей твои дурацкие песенки. К тому же я все равно больше не увижу ее до свадьбы. Моя мать куда-то упрятала ее, чтобы она не наделала глупостей. Я очень надеюсь, что мать забудет, где именно она ее спрятала, но знаю, что этого не случится. Моя матушка никогда ничего не забывает.

Исла смотрела на Рагнора так, словно он был сочным куском жареной кабанятины.

– Ах, мой господин, – непринужденно обратилась она к нему, – как жаль, что тебе, такому красавчику, приходится жениться на этой суке! Она неблагодарная, она не ценит того, что ты ей предлагаешь, не ценит твоих достоинств. Я до сих пор не понимаю, почему ее надо заставлять выходить за тебя.

Барик уставился на свои башмаки, перебирая струны арфы и что-то напевая себе под нос.

Рагнор пожал плечами:

– Я тоже не понимаю. Она уверяет, что любит другого, но разве это возможно? Она ведь видит меня – по-моему, этого достаточно, чтобы ни о ком другом не думать. Когда-то я ей нравился, но потом ее чувства переменились; единственная причина такой перемены, которая приходит мне на ум, – это то, что я попытался соблазнить ее. Она ужасно упряма. – Рагнор испустил глубокий вздох. – Мне кажется, в этом она похожа на мою мать.