Время иллюзий. Третий глаз - Дмитрий Вощинин

Они растворились друг в друге. Казалось, этому упоению не будет конца…

…Остывая, молча лежали с открытыми душами и закрытыми глазами, обнявшись, словно дети, боясь пошевелиться, чтоб не нарушить это мимолетное счастье.

Егор снова начинал целовать ее красивый нос, нежные губы, шею…Сжимал в объятиях, теряя рассудок.

В каюту не раз стучали, и даже звали ее, и они каждый раз на миг замирали, как нашкодившие шалуны. И она так нежно и игриво прижимала пальчик к губам.

Очнулись за полдень.

– А не плохая презентация, – улыбнулась Вика, навалившись на него.

Она прыгнула в душевую.

– Я сейчас надену самое лучшее свое платье! – радостно воскликнула она. – А ты выйдешь позже и будешь все время смотреть только на меня!

Когда Егор вышел в зал, он, как ребенок, искренне любовался ей.

Вика с искрящимися глазами весело разговаривала сразу со многими гостями. Казалось, все были увлечены ее красотой, игривостью, остроумием.

Он даже ревновал к бутербродам, которые она так ловко истребляла. Иногда в ее взоре он улавливал, что она жалеет, что его нет рядом.

Молча, он продолжал наслаждаться, смотря на нее, изредка ловя ее нежный, едва заметный взгляд.

Через полчала она сама подошла.

– Хочешь, я тебя представлю как лучшего друга?

– Мне кажется, тонкая таинственная ниточка между нами превратится в толстую веревку… Мне, правда, приятней видеть тебя так, издалека.

– Пожалуй, ты прав… Мне тоже хочется вот так дурачить всех! – звонко засмеялась она.

– Почему ты ничего не ешь? Ты что, влюбился?

– Да.

Она налила ему шампанского в бокал и звонко чокнулась своим.

– Сейчас я повезу тебя домой, и буду кормить сама!

Она опять отошла, и Егор остался в ревнивом одиночестве.

Теплоход давно развернулся и шел в обратную сторону.

Все те же берега. Чувствовалось приближение вечера. Глаза Егора невольно провожали неяркую прибрежную природу.

Вика неожиданно опять оказалась рядом.

– Сейчас ты похож на одинокое, страшное чудовище, жадно вбирающее глазами все вокруг… И я не вижу себя рядом с тобой, – беспокойно и капризно прошептала она.

– Ты ревнуешь меня к берегам?

– Да! Они отнимают тебя у меня.

– Страшного, говоришь? Я всегда удивлялся Пушкину: он такой необычный! Кажется каким-то черным, неприятным, но удивительно проникновенные, уводящие в бездну глаза очень притягивают. Многие художники писали его, но жизненного сходства было мало. Ближе всего схвачено его вдохновение у Тропинина, но, мне кажется, не до конца… Лучше он понятен после…В посмертной маске – глубокая печаль видения таинства мира. Один из стариков, видевших его живым, вспоминал: «Бывало, сидит он на балконе в красном доме, а мы, дети, кругом бегаем… Черный такой, конопатый, страшный из себя…» Примечательно, что старик этот был из крепостных художников. Один из современников говорил: «Бытовало мнение, что Пушкин ведается с нечистой силою, оттого писал он так хорошо, и писал он ногтем…». Красный дом действительно существовал. Это – деревянный флигель в имении Гончаровых, где он останавливался и много писал. Говорят, что стены дома были исписаны стихами…

– Интересно, почему ты вдруг вспомнил это?

– Я не поэт, а лишь преданный созерцатель.

– Мне хочется, чтобы ты созерцал только меня, хотя бы сегодня.

На причале было шумно из-за общего возбуждения, излишне громких разговоров. Все, кроме Вики и Егора, разгоряченные алкоголем расходились медленно и неохотно.

Егор поехал к ней. По дороге заехали в супермаркет, и она набрала кучу всяких вкусностей.

– Они такие привлекательные и так ароматно пахнут, что я не дотерплю до твоего дома.

– Надо было есть вовремя, когда столы ломились, там, на теплоходе. Мужчины всегда так неожиданно становятся голодными, и все им мало…Мне хочется накормить хищника сегодня до отвала, – улыбнулась она.

Вика жила в современном доме в новом районе. Пока преодолели ворота, зашифрованный мощный подъезд, сигнализацию, охрану и добрались до квартиры, прошло немало времени.

Их встретила домработница, потом из-за двери показалась светловолосая девочка с крупными глазами. Что-то было у нее от Вики, но сквозило особенно во взгляде скорее больше противоположного…

– Таня, – представилась она.

Егор обомлел и долго не мог ничего сказать.

– Мама, твой друг немой?

– Глухонемой! Да еще и голодный, как волк.

Егор скоро нашелся:

– Своим поведением походит больше на крокодила.

Квартира была шикарно обставлена, современный дизайн столовой был разбавлен весенним пейзажем Егора.

Домработница быстро собралась и вскоре ушла.

Вика начала накрывать на стол.

Таня помогала и изредка внимательно смотрела на Егора.

Когда Вика вышла за приборами, она тихо произнесла:

– Я давно не видела маму такой радостной …Она мне не рассказывала о вас.

– А ты хотела бы видеть на моем месте другого?

– Вы читаете мои мысли.

– Я тебе не понравился?

– Скорее, что – да…Если по правде, то в вас есть что-то для меня не понятное…

– Я постараюсь тебе понравиться.

– Мне понравиться очень трудно.

– Зачем же так категорично? Может, я голодный такой неприятный?

– Может…

Вошла Вика, положила столовые приборы.

– Ну, быстро налетай!

Было действительно вкусно, и Егор растаял вновь, но уже через желудок.

– Мама, твой друг будет жить у нас? – продолжая с любопытством смотреть на Егора, спросила Таня.

Вопрос был неожиданный. Егора, как молнией пронзило:

«Дома – больная собака».

Уже было поздно. Он как-то неожиданно замкнулся, стал косноязычным, заторопился домой. Настроение изменилось.

Таня все презрительнее смотрела на него.

Вика довезла его до вокзала.

– Меня поразила твоя дочь, – признался Егор.

– Это моя жизнь и мой крест. Я всегда чувствую ошибку, свою вину только с ней…

– Какая чушь! В чем же твоя вина?

– Не знаю … Это всего лишь чувство.

Он спешил домой. Тревога усилилась, когда он открыл калитку.

Какая-то зловещая тишина. Он вошел в кухню и обомлел: собака лежала, неестественно распластавшись, по ней спокойно ползали две крупные мухи…