Сезон охоты на кротов - Евгения Витальевна Кретова

Виктория замерла, не зная, как реагировать на просьбу Илантьева. Решила сперва услышать ее содержание.

— Да, а в чем дело?

— Дело в разговоре, который состоялся летом этого года, примерн. В моем рабочем сотовом… он остался в кабинете, но Женя привезет, я его уже попросил. Нужно найти номер моего бывшего бухгалтера, Алены Борисовны Ладошкиной, она как раз звонила мне. По номеру ее телефона в моей рабочей почте нужно найти присланное после разговора с ней письмо. Там все настроено, нужно будет только телефон и ноутбук связать и синхронизировать записи, Жека поможет.

— Так, я поняла — нужно порыться в вашей электронной почте и найти письмо.

Илантьев усмехнулся:

— Примерно так, да. Оно должно быть с большим количеством вложений или ссылкой на папку. В первом случае это хорошо, мы сразу сможем изучить документы и понять, помогут ли они нам. Во втором придется просить Алену Борисовну продублировать ссылку, потому что моя, вернее всего уже просрочена и доступ к папке я не имею.

Виктория кивнула:

— И что сделать с документами, если я их найду?

— Вы перезвоните по этому телефону и передадите их Вадиму Андреевичу или Жене Маркову, — отозвался Илантьев и добавил: — Спасибо, Виктория. Не знаю, что бы я без вас делал.

Виктория усмехнулась:

— Не думаю, что пропали бы, обратились бы за помощью к Жене или своей домашней помощнице.

Илантьев замолчал, словно анализируя тон сказанного и его содержание, выдохнул:

— А-а, понимаю. Вы встретились во дворе с хозяйкой шотландской овчарки Ларочки… — в его голосе сквозила неприязнь. — Да, в нашем доме немало снобов, забыл вас предупредить об этом. Но это ведь не означает, что все жильцы такие. Анфиса, хозяйка Ларочки, вот такая. А с нами площадку делит замечательная пара, Игорь и Наталья, они стоматологи, милейшие люди, которые ни на кого свысока не смотрят.

Антон говорил сухо, отрывисто, словно отчитывал ее как школьницу, наговорившую глупости. Виктория закусила губу и молчала.

— Это вопрос воспитания, — закончил Илантьев. — Наверняка вы с этим сталкивались и по своей основной работе: кто-то к вам относится с уважением, потому что уважает ваше дело и ваш профессионализм, а кому-то остается только самоутверждаться через собственных снобизм и ханжество… Виктория, если вам моя просьба оказалась в тягость, я понимаю. И прошу прощения, что поставил вас в неловкое положение, вынудив пойти мне навстречу, фактически воспользовавшись мгновением слабости и жалости ко мне и моему положению, — его понесло, он говорил все быстрее и отрывистей. — Мне не стоило перекладывать на ваши плечи заботу о Бонифации. Еще раз прошу простить меня и забыть о моей просьбе.

— Антон…

— Меня не надо жалеть, Виктория. У меня все хорошо. Меня еще не закопали, и я борюсь. И буду бороться до самого конца, пока есть даже призрачная надежда доказать свою невиновность. — Его голос внезапно стал глуше. — Потому что мне есть, что терять. Сына, прежде всего. Прошу вас, если вас не затруднит моя просьба посмотреть почту, сделать это. Или сообщите Вадиму Андреевичу, что у вас не получится, я не буду в обиде, честно… Просто сообщите, чтобы я попросил кого-то еще.

— Антон!

Он положил трубку, не позволив оправдаться. Виктория, громко шмыгнув носом, окинула взглядом ряды книжных полок, стопки учебников и каталожные списки для заказа пополнения библиотечного фонда, которые писала накануне и собиралась передать директору. Она подошла к окну, набрала снова номер адвоката, тот оказался занят.

Он перезвонил через несколько минут.

— Виктория Владимировна, вижу, вы мне звонили, — сообщил он. По звукам из динамика, Тори поняла, что он уже вышел из отделения полиции и идет по улице. — К сожалению, не смог ответить. Вы что-то хотели уточнить?

— Я хотела сказать… Не надо никого больше искать, я найду этот файл в его почте.

Она улыбнулась, напомнив себе, что она просто помогает хорошему знакомому.

Глава 25. Бухгалтер старой закалки

Краснодар, квартира Илантьева, тот же день,

вторая половина дня

Она солгала — прошлой ночью она осталась в доме Илантьева, с Бонифацием. Осталась в гостиной, спала, укрывшись пледом, лабрадор сопел в спущенную с дивана ладошку и плакал — вздыхал протяжно и тоскливо. Тори гладила его макушку, чесала между лопатками, удивляясь преданности и самоотверженной грусти бедного пса. «И ведь не объяснишь, что его не бросили, а просто не могут вернуться», — сокрушалась, заглядывая в несчастную мордаху.

Утром выгуляла, покормила и выскользнула за дверь, пообещав, что скоро-скоро вернется.

И сейчас бежала в чужую квартиру, к чужому порогу — к ставшему родным псу.

Она влетела в лифт, разве что не подталкивая его ехать быстрее. На выходе, на лестничной площадке, столкнулась с блондинкой средних лет, невысокой и моложавой. Заметив, что Тори побежала к квартире Илантьева, остановила ее:

— Девушка, вы знакомая Антона Сергеевича? Как у него дела?

Виктория остановилась, посмотрела на женщину, не зная, что и главное как ответить. Та пришла ей на помощь.

— Мы с мужем совсем не верим в то, что говорит пресса, уверены, что Антон справится со всеми проблемами, передавайте ему от нас с Игорем привет ему и пожелания скорейшего разрешения этой неприятной ситуации.

Виктория улыбнулась, сообразив, наконец, что познакомилась с соседкой, Натальей, о которой недавно говорил Илантьев. Кивнула:

— Да, обязательно передам.

— Если нужна помощь, заходите! — махнула рукой Наталья, уже скрываясь в кабине лифта.

Виктория слышала, как сопит за дверью Бунька, как вздыхает и скребется о порог. Поторопилась отпереть.

— Бонифаций, Буня, это я! — она снова просунула ладонь с щель. Лабрадор уткнулся в нее, вобрав с ладони все тревоги этого дня и посмотрел вопросительно. — А папа еще не может приехать, пока только я. Но зато я вся твоя!

Она наклонилась и обняла собаку. Тот вильнул хвостом, сел у порога.

Виктория сбросила куртку, обувь и прошла в глубь квартиры.

Она только теперь ее разглядела. Простая и лаконичная, без пафоса и показной роскоши, очень удобно и со вкусом обставленная, по-мужски сухо и немногословно. Стального цвета окрашенные