Минута после полуночи - Лиза Марич

Алимов рассвирепел и пообещал засадить помощников за переводы иностранных газет, если они разучились читать по-русски. Помощники лишились сна и даже разговаривать начали шепотом. В таком состоянии своего уравновешенного начальника Роман с Леночкой не видели никогда.

— А еще сыщик! — скрипел себе под нос Алимов, когда глаза закрывались от усталости, а мозги отказывались соображать.

Действовало — лучше некуда.

За две недели он собрал об игорном короле подробную информацию, и многое встало на свои места. И полнейшая внутренняя обособленность, и странная манера говорить короткими рублеными фразами, и привычка автоматически прикрывать ладонью правую щеку. Именно так должен вести себя человек, которого насмешница-судьба прокатила на своем опаснейшем аттракционе «восстань из мертвых».

Отец Красовского не получил внятного образования, хотя был разносторонним парнем. Рисовал в модном лубочном жанре, писал стихи, пел. Собственно, этим и жил — его мазня неплохо продавалась. В начале семидесятых до Москвы докатилась идеология хиппи и очень быстро вошла в моду. Философия свелась к массовым пьянкам под гитарные переборы и чтению дилетантских стихов.

До воспитания сына у родителей не доходили руки, поэтому Никита рос сильным, цельным и на удивление правильным. Так иногда случается с детьми безответственных родителей, которые вынуждены сами пробивать себе дорогу в жизни.

Иногда, впрочем, родители вспоминали о сыне. Так случилось в роковой день 17 сентября 1980 года, когда они взяли с собой Никиту на большой загородный пикник.

Фотографию пятнадцатилетнего Никиты в истории болезни Алимов смотреть не стал: поверил хирургу на слово («Ужас, просто ужас!»). Семидесятилетний пенсионер прекрасно помнил мальчишку, в один момент потерявшего родителей, сияющие впереди перспективы и симпатичную внешность.

Однако мальчик продемонстрировал упорство и волю. Выжил, терпеливо перенес многочисленные операции, не ныл, не жаловался… только все время требовал зеркало.

— Ему было неудобно разговаривать, — пояснил хирург. — Рот скособочился вместе со щекой… в общем, то еще было зрелище.

Врачи тянули время как могли, отвлекали внимание другими насущными проблемами. Например, порванным сухожилием на левой ноге. Раздробленную ступню пришлось собирать заново, как детский конструктор «Лего» Ничего, собрали, только нога утратила чувствительность. Никите предстояло провести всю жизнь в обнимку с костылями, волоча за собой атрофированную конечность.

— Он ползал по палате день-деньской, как муха, — рассказывал хирург. — Откуда силы брались — не постигаю. И представьте, в конце концов добился-таки своего! Нога начала слушаться! Правда, ходить без палки он не мог, но все равно это было настоящее чудо!

И вот настал день, когда откладывать выписку стало невозможно. Швы сняли, зеркало принесли. Никита взглянул на свое отражение… и рухнул на пол. У него началась запоздалая истерика.

Врачи охрипли от хорового и сольного вранья. «Не переживай, со временем все будет выглядеть не так страшно, швы разойдутся, лицевые мускулы «разносятся», рот со щекой удастся втиснуть на полагающееся место»…

Хирург безнадежно махнул рукой. Нет, даже вспоминать не хочется. Смотреть изуродованному мальчишке в глаза они все равно не могли. Выписали из больницы, усадили в автомобиль, присланный профессором Меланяном, и помахали с крыльца. А потом целый день все валилось из рук.

Дальнейшие сведения были получены у старенького педагога Никиты Красовского. Шестидесятилетняя дама до сих пор преподавала в школе и помнила всех своих учеников. А Никиту помнила особенно хорошо.

— Талантливейший был мальчик, — сказала она. — И сильный. Он ведь в школу больше не ходил, сдавал экзамены дома, экстерном.

— А разве так разрешалось? — удивился Вадим Александрович. Он хорошо помнил главное правило советской школы: никаких исключений!

— Вообще-то нет, но за Никиту похлопотали, — объяснила учительница. — Мы же понимали, каково ему приходится…

Красовский получил аттестат о среднем образовании на год раньше сверстников. Встал вопрос: что дальше?

Педагоги советовали поступать в университет. Хотя бы на заочное отделение. Конечно, о публичной карьере придется забыть, но все равно учиться нужно. Мальчишка талантливый, получит приличную профессию и проработает в каком-нибудь закрытом НИИ до самой пенсии. Однако Красовский решил иначе. В конце 1976 года он получил приглашение от двоюродной тетки, жившей в Израиле, и покинул страну.

Никита провел в Израиле один год, изучая английский. А потом купил билет до Нью-Йорка.

На что мог рассчитывать семнадцатилетний парень, говорящий на ломаном английском, с израильской картой временного гражданства и бумажкой о полном среднем образовании, выданной московской школой? Добавим к этому хромую ногу и лицо, которое может привидеться работодателю разве что в ночном кошмаре.

Он мог мечтать о захватывающей карьере мойщика посуды в полуподвальной забегаловке или ответственной должности ночного уборщика универмага — чтобы не оскорблять эстетическое чувство покупателей. Никита готов был работать где угодно и кем угодно, лишь бы оплатить свою мечту. В обетованный рай эмигрантов он прибыл не просто так, а с четкой целью: найти место в стране, где, по заверениям политиков, не существует изгоев. Для этого были нужны две вещи: время, чтобы хорошенько выучить язык, и деньги, чтобы получить приличное образование.

Через год умерла израильская тетка и оставила Никите небольшое наследство. Он пересчитал свои сбережения и отправился подавать документы в Институт рыночной экономики имени Адама Смита.

Все четыре года обучения Никита считался лучшим студентом на курсе… и не только на курсе. Преподаватели разглядывали странного парня с уважением и скрытой жалостью. Преподаватели знали, что люди «с нестандартной внешностью» в Америке точно такие же изгои, как и во всем остальном мире.

Когда обучение подошло к концу, талантливого студента с распростертыми объятиями ждали в десяти крупнейших компаниях страны.

Никита методично обошел всех работодателей, приславших приглашение на собеседование, но работу не получил. Работодатели переглядывались, пожимали плечами, перечитывали анкету претендента. Конечно, у парня отличное резюме, но взять на работу такое существо — все равно что скормить конкурентам собственную печенку. Печально, да. Ну ничего, мы будем молиться, чтобы нашелся придурок, готовый платить за эксклюзивное обладание экспонатом кунсткамеры.

Деканат, отсылая резюме Красовского, не приложил к нему фотографию. Никита об этом не подозревал, поэтому недоумевал, отчего работодатели тянут с подписанием контракта? Когда до него дошло, почему, амбиции пришлось умерить. Никита разослал свои резюме в компании рангом пониже, приложив краткое упоминание о нестандартной внешности. Результаты нового собеседования в точности повторили старые: ты просто теряешь время, парень.