Фарватер - Марк Берколайко

Елена. Потом, потом расскажешь про карусели; а про Вальпургиеву ночь Алексей Петрович и сам знает. (Заканчивает массаж.)

Гость (блаженно потягивается). Ленка, ты чудодей! Уже не мутит, голова ясная, и вообще воскрес… Как хорошо, что воскрес… и что вас снова увидел, через двадцать семь лет.

Хозяин. Рад, что воскрес? А позавчера ты думал по-другому… Послушаем? (Щелкает мышкой, и раздается голос Гостя: «Налили? Выпейте…»)

Гость (встревоженно). Петр! Не надо!..

Хозяин. Почему? Лене будет интересно. (Опять щелкает.)

Голос Гостя. Налили? Выпейте! А теперь ешьте и слушайте… Этот тост избавит вас от необходимости говорить пошлости и причитать: «Пусть земля ему будет пухом». Кстати, у иудеев это было когда-то началом проклятья: «Пусть земля тебе будет пухом, чтобы бродячие собаки смогли разрыть ее и осквернить твой труп». Но мой труп осквернят люди, поскольку две недели назад я продал его Первому меду… Получил довольно много денег… Часть ушла на перепечатку сочинений, и совсем недавно рукопись роскошно горела посреди комнаты. Жигульский, мой сосед, долго стучал в стенку и вопил, что вызывает милицию, пожарных и санитаров из психушки. Но не вызвал, а пошел подышать свежим воздухом. (Небольшая пауза.) На еще одну часть купил баллон газа, утром законопатил все щели и сейчас открываю краник… И вдыхаю изо всех сил. (Надсадный кашель.) Классикам везло все же больше… Пушкин перед смертью ел морошку, Чехов пил шампанское, Фадеев – водку, а я потребляю пропан…

Остаток денег пошел вот на эти поминки. (Кашель, смех.) Так что вы сейчас едите мою плоть и пьете кровь. Ешь, Валера, ты ведь любил вкусно пожрать. Эминчик, я написал в завещании, чтобы свинину в пельмени не клали, так что рубай без опасений. Ленка, дерябни водочки. В Тель-Авив сообщили? Додька, ты прилетел? Ешьте, пейте, обо мне не вспоминайте. Сейчас… надо бы закончить эффектной фразой… для потомков… вот вахлак, заранее не приготовил… Что там уже говаривали? «Света, больше света», «Прощайте, друзья», «Люди, я любил вас, будьте бдительны…»… О! Нашел! Друзья мои! Я любил вас! Будьте прокляты!

Хозяин. Н-да-а… Как основательно ты приготовился! Однако выжил… Может, одного баллона оказалось мало?

Елена. Лешка, ты и меня проклинал? И меня ненавидишь?

Хозяин. Помилуй, дорогая, о чем ты? Настоящая ненависть немногословна, она – без восклицательных знаков. А тут просто дешевая поза… Точно – одного баллона оказалось мало! Да и газ, наверное, оказался некачественным. Покупал-то все по дешевке? Экономил на похороны и поминки, позер?

Елена. Оставь его в покое, он болен!

Хозяин. А сожжение рукописи – это разве не позерство? Ведь твои стихи давно гуляют в Сети! Но нет, тебе нужно было до конца поддерживать репутацию страдальца.

Елена. Это невозможно, в конце концов! Оставишь ты его в покое или нет?! Он только вчера был при смерти!

Хозяин (бесстрастно). Ну а уж последнему своему стихотворению бессмертие ты обеспечил стопроцентно! Тут ты переплюнул и Есенина, и Маяковского! Это так тонко: написать несколько строк на клочке туалетной бумаги и подбросить его к дверям сортира, причем текстом вверх, чтобы даже Жигульский понял всю ценность находки…

Елена (Гостю.) Потерпи чуть-чуть, я сейчас переведу тебя в свою комнату. Так будет лучше. (Уходит.)

Хозяин (вслед ей, с наигранным ужасом). В свою комнату?! Мужчину?! В присутствии все еще цветущего мужа! Что говорит эта достойная матрона?! (Спокойно.) Лешка, а вот стихи – великолепны! Это – без дураков. И вообще, ты – огромный поэт. Только тебе ведь этого мало. Ты хочешь считаться голосом нации… Точнее, выразителем чаяний лучшей ее части!.. То есть скопища еще более дешевых позеров.

Елена (появляясь в дверях). Танюшка, когда они начнут бить друг другу морды, не пугайся, ладно? Это будет понарошку, игра у них будет такая, чтоб меня еще сильнее помучить. (Опять уходит.)

Таня (выныривая в реальность, удивленно). Как – бить морды?! Папочка, разве вы с Алексеем Петровичем – враги?!

Хозяин. Что ты, доченька! Мы с Алексеем Петровичем – друзья.

Гость (заводясь). Да-да, девочка, добрые старые друзья! Только один – хищник, а другой – жертва.

Хозяин. Ну, наконец-то! Наконец-то мы с тобой добрались до любимой народной темы «хищник – жертва».

Гость. А что, разве твой счет в швейцарском банке плохо упакован?

Хозяин. Хорошо упакован.

Гость. И ты этим гордишься?!

Хозяин. Таня, уйди, пожалуйста.

Таня (тревожно). Вы уже хотите бить друг другу морды?

Хозяин (орет). Таня, я прошу, умоляю – уйди!! Очень тебя люблю, но сейчас – уйди! (Таня уходит.) Да, есть счет в швейцарском банке – и что? Да, при коммунистах я терпеливо карабкался наверх – и что? А сейчас почти на самом верху – и что?! (Помолчав.) А счет в швейцарском банке нужен затем, чтобы после нашей с Леной смерти Таня жила в Цюрихе, ни в чем не нуждалась, никого не боялась и мастерила свои карусели. Такая вот цель. Не благая?

Гость (смешавшись). Не знаю… Какое мне дело до твоих целей…

Хозяин. Это точно – никакого! (Звонит телефон, на этот раз – мобильный.) Да! (Повторяет.) Проводится комплекс реанимационных мероприятий… Полный комплекс, понимаю… Делается все возможное и невозможное, отлично! Ну и? Состояние стабильно тяжелое… (Взрывается.) Вы с этим старым идиотом надо мною издеваетесь?! Еще один такой доклад, и я отправлю тебя менеджером дешевого борделя! (Отключает мобильник.)

Гость. Кто там у тебя болеет?

Хозяин. Не у меня, а у тебя. Не болеет, а помирает. Жигульский, твой сосед.

Свет. Те же, там же.

Хозяин. Не у меня, а у тебя. Не болеет, а помирает. Жигульский, твой сосед.

Гость (кричит). Что ты несешь?! Что ты все время несешь?! С чего это он помирает?!

На крик прибегают Елена и Таня.

Елена. Что случилось?

Хозяин. Лешкиному соседу хуже… В коме.

Елена. Как – в коме?! Ты же мне говорил, что он «немного пострадал»?

Хозяин. Какого черта ты на меня наседаешь?! Думал, что «немного», оказалось – много! Тут-то я в чем виноват? В том, что спасаю старика, наглотавшегося газа вместо этого дешевого позера?

Гость. Не ври, при чем тут газ?! Он ушел, когда я сжигал рукопись! И громко хлопнул дверью!