Спартанец - Валерио Массимо Манфреди

Исмена опустилась на колени.

— Нет, нет! Нет, сын мой, твой отец оставил тебя на милость богов. Он принес в жертву всех ягнят своей отары для того, чтобы боги смилостивились. Его страдания были бесконечны, его муки ни на одно мгновенье не давали ему ни сна, ни отдыха. Он глотал свои слезы, они душили его. А когда боль превосходила все возможные пределы, он убегал из этого дома, надев плащ. Он бежал в лес… в горы…

Клейдемос посмотрел на стену, где на гвозде висел серый шерстяной плащ с капюшоном. Он вздрогнул. Своим внутренним зрением он видел этого человека, лицо которого было полностью скрыто под капюшоном, там, около верхнего ручья, в тот ветреный день… Его отец!

Дрожащий голос Исмены привел его в чувство:

— Он предложил собственную жизнь теням своих предков для того, чтобы они пощадили тебя. О, сын… мой сын… никто из нас никогда не посмел бы не повиноваться законам города, никому из нас не был известен другой путь. Только эта непрерывная боль, продолжающаяся целую вечность… Только эта непрекращающаяся, мучительная боль, ожидание только смерти… И бесконечные слезы…

Исмена застонала, закрывая лицо руками. Ее согбенная спина вздрагивала, тихие рыдания ранили его сильнее клинка, в полном безмолвии этого дома, трогали его, как колыбельная песня. Клейдемос почувствовал, как горячая волна хлынула ему в сердце, выводя юношу из оцепенения, охватившего его. Он склонился к матери, снял темную вуаль с головы, положил руку на ее седую голову, нежно погладил по волосам, по голове. Исмена подняла покрасневшие глаза к его лицу.

— Мама, — сказал он, устало улыбаясь, — мама, я вернулся.

Исмена прижала его к себе, шепча что-то неразборчивое ему на ухо. Клейдемос сильнее обнял ее и услышал, как сердце матери бешено колотится около его груди, сильно и быстро, как сердце ласточки, которую мальчишка слишком сильно сжимает в своей руке.

Ее сердце билось учащенно, затем внезапно стало биться медленнее, пока не остановилось навсегда. Исмена бездыханной упала на руки своего сына.

Клейдемос смотрел на нее, не веря тому, что случилось.

Он поднял ее и, прижав к своей груди, пошел к порогу. Широко расставив ноги, он поднял ее неподвижное тело высоко к небу.

Сдавленные стенания вырвались у него, смущенный плач, который становился резким и пронзительным, перерастающий в крик, поднимающийся, полный ужаса и отчаяния, к холодным далеким звездам.

Он завыл, как животное, раздираемое на части стаей свирепых волков, его вой пронесся над полями, над высокими крышами города, к берегам Еврота, многократно отражаясь от обрывистых склонов горы Тайгет.

Ударяясь о скалы, он превращался в тысячу отголосков, улетавших в сторону моря.

Павсаний развернул карту на столе. Он положил груз на края карты, чтобы она не скручивалась, и поднял глаза, глядя на Клейдемоса, сидящего напротив.

— Подойди ближе, — сказал он, — я хочу показать тебе кое-что.

Юноша встал и склонился над столом.

— Смотри, — сказал царь, указывая на неровную линию справа на карте. — Это Азия — земля восходящего солнца. Или скорее даже, это побережье Азии, направленное к нашей стране. Она простирается на восток на десятки тысяч стадий, на всем своем пути к реке Океан. Но никто никогда не был там, за исключением подданных Великого царя, и нам известно лишь немногое об этих далеких землях. То, что ты видишь здесь, — продолжал он, указывая на небольшие красные кружки вдоль линии побережья, — азиатские города, населенные греками: эолийцами, ионийцами, дорийцами. Каждый из них крупнее, богаче, многолюднее, по сравнению со Спартой. Наши победы при Платеях и Микале освободили их от господства варваров в настоящее время, но мы не можем совершить еще одно нашествие. Великий царь никогда не имел связи с нами, он так и не принял своего поражения: ты ведь понимаешь, что это значит?

— Что война не закончена, что военные действия могут в любой момент возобновиться…

— Правильно. Не забывай, что Великий царь до сих пор продолжает требовать, чтобы вся Эллада признала его владычество. Он понимает, что не может господствовать над азиатскими греками, не контролируя нас, греков, на континенте. Когда он сделает следующий шаг, то это приведет к тому, что он вернет свою армию на эту землю. Поэтому мы абсолютно точно должны поместить заставы в Азии, чтобы бдительно следить за перемещением его войск. С варварами лучше сражаться в Азии, а не на пороге наших собственных домов. Эфоры и старейшины решили, что я должен отправиться с эскадрой пелопоннесцев для того, чтобы занять остров Кипр. После этого я должен разместить гарнизон в Византии, городе, который контролирует пролив Геллеспонт. Вот он, здесь. — Царь пальцем указал его на карте. — Этот узкий водный путь отделяет Азию от Европы.

Клейдемос не понимал, как можно нарисовать землю и море на куске овечьей кожи, как может такой рисунок помочь в путешествии к какому-то месту назначения или при возвращении на место отправления.

— Скажи мне, — спросил он застенчиво, — на этом рисунке указана гора Тайгет?

— Конечно, — ответил царь, улыбаясь. — Взгляни, твоя гора точно вот здесь, а это — Спарта, наш город.

— Но существуют ли другие земли за пределами, обозначенными на этом рисунке?

— Да, и очень много: в сторону севера и в сторону юга, на востоке и в сторону заходящего солнца. Все они окружены рекой Океан, по водам которой не может плавать ни одно судно, построенное человеком. И никому не известно, что находится за пределами реки Океан.

— Приняли ли эфоры и старейшина решение о времени отправления?

— Суда отчалят в море с новой луной, я хочу, чтобы ты был вместе со мной, когда мы пойдем в поход. Я буду командовать объединенным флотом, который захватит остров Кипр. Это очень красивая земля, и мы должны получить контроль над ней; персидский флот не должен владеть ни одной базой в нашем море. Почему я думаю, что ты должен сопровождать меня? Потому что тебе нужно забыть события твоего прошлого и начать новую жизнь. Ты никогда не видел новые земли, прекрасные города, вещи, которые ты даже и не мечтал увидеть. Твои слуги позаботятся о твоем доме, пока тебя не будет.

— О моем доме? — пробормотал Клейдемос. — Я до сих пор не знаю, где мой дом. Я вообще больше ничего не знаю. Ночью я вижу сны из моей прошлой жизни, а когда я просыпаюсь, не могу узнать ничего из того, что окружает меня.

Павсаний снова свернул карту и убрал ее. Он подошел к Клейдемосу.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Мало людей имеют такую судьбу, как у тебя, и еще меньше людей сталкивались с такими трудными испытаниями. Но сейчас первая часть твоей жизни закончилась. Ты можешь сам распоряжаться временем, которое осталось у тебя, и построить новую жизнь, с помощью богов, и с помощью людей, которым известна твоя сила и твоя смелость. Жизнь предлагает не только одни страдания и несчастья; радость и удовольствие все еще могут стать твоими. Боги достаточно испытывали твое сердце; конечно, они приберегли для тебя и величественное будущее, и я также верю в тебя, Клейдемос, сын Аристарха.