Алексей Орлов - Нина Молева

— Что ж, вы можете действовать вольной рукой, Алексей Григорьевич.

— Куда вы спешите, княгиня? Государыня распорядилась ждать ее в этом покое. Оставьте ваши хлопоты хоть на минуту — в них уже нет нужды.

— Остаться здесь? Но, господин Орлов, я не привыкла находиться в комнате с полулежащим мужчиной, даже если бы он был моим ближайшим родственником.

— Вас смущает моя поза? Но вы же знаете, я ушиб ногу, и государыня распорядилась, чтобы я дал ей покой. Чем вас может беспокоить, что я положил ее на кресло? Не преувеличиваете ли вы свое рвение в заботах о дворцовом порядке?

— Боюсь, мы не найдем общего языка, Орлов. Вы проводили свою жизнь в казарме, а я со дня своего рождения — во дворце. И с пеленок мне внушалось высочайшее почтение к коронованным особам. Вы можете заботиться о своей ноге в собственном доме, но в апартаментах императрицы вы обязаны преодолеть свое недомогание и держать себя подобающим придворному образом. К тому же, не сомневаюсь, ваш ушиб не представляет ничего серьезного — это не ранение, полученное на поле боя.

— Но у меня было, если угодно знать, и такое. Так что не вам, княгиня, судить, какое из них более тяжелое.

— Чтобы растрогать императрицу, вы можете преувеличить любое, как и свои заслуги перед ее императорским величеством. Кстати, о вашей храбрости. Правда ли, мне рассказывали, что в Прусском походе у вас был постоянный соперник по кулачкам некий Шварц.

— Вас не обманули.

— Что этот Шварц отличался совершенно исключительной силой и легко одолевал в одиночном бою вас и вашего брата Алексея Григорьевича, так что вы вынуждены были даже заключить с ним соглашение: драться противу него только вдвоем. В одиночку вам было все равно не избежать поражения.

— Как вы прекрасно осведомлены, княгиня. Можно подумать, у вас особые связи среди гвардейцев.

— Ничего удивительного, если вспомнить, что я замужем за одним из самых храбрых и достойных гвардейских офицеров и с великой гордостью ношу его титул и имя. Но позвольте, Орлов, что за пакеты вы распечатываете? Я постоянно видела их в кабинете моего дядюшки канцлера. Они из Совета, не правда ли?

— Вы угадали, княгиня.

— Но в таком случае, какое вы имели право вскрывать то, что может и должно становиться достоянием внимания только царствующей особы? Ни вы, ни я недостойны подобной чести и ответственности.

— Таково желание императрицы.

— Ни за что не поверю.

— Императрица подтвердит вам это в любую минуту, княгиня.

— А пока я все же предпочту уйти и раздать солдатам тот остаток золотых, который у меня еще сохранился.

— Вы где-то сделали большой заем, княгиня. Или это деньги французского посла?

— Вы забываетесь, Орлов, княгиня Дашкова не примет займа ни у кого из иностранцев. Слава Богу, у меня еще хватит собственных средств, чтобы послужить императрице в дни ее прихода к власти. Пока прощайте.

— Ты все еще в одиночестве, Гриша? Куда запропастилась наша маленькая княгиня. Обед уже готов. Сейчас только накроют стол. Нет, нет, лежи, не беспокой ногу. Стол будет поставлен около твоего канапе, и мы пообедаем втроем с Екатериной Романовной.

— Ты считаешь это необходимым, Катенька? Княгиня твоя только что отсюда вышла в гневе.

— Что случилось?

— Ничего особенного. Сначала она прочла мне нотацию из-за моей позы, недопустимой в присутствии придворной дамы, а тем паче самой государыни. Я еле отговорился твоим приказом. А затем мне досталось за то, что я вскрываю пакеты Совета. И опять пришлось прибегать к твоему имени.

— Знаешь, я иногда глазам своим не верю. Неужели она действительно не знает характера наших отношений. Но ее необходимо поставить в известность. Ведь вам придется вместе жить в дворцовых апартаментах, и Бог весть, какие она от неожиданности начнет выдавать сцены. До чего же обременителен этот неизлечимый романтизм и необходимость постоянно выступать в роли бесплотного и непорочного ангела! А, княгиня, наконец-то! Как видите, стол уже накрыт, и мы сможем хоть немного передохнуть в тесном дружеском кругу. Но вы плохо выглядите и у вас дурное расположение духа?

— Вы слишком добры, ваше императорское величество. Но если вспомнить, я толком не спала уже почти полмесяца, и, может быть, силы начинают мне изменять.

— Только усталость мы с вами сумеем преодолеть, мой друг. Тем более в обществе такого веселого и беззаботного собеседника. Не правда ли, вы постараетесь нас развлечь, Григорий Григорьевич? Хотя, правда, вам продолжает докучать ваш ушиб.

— Государыня, умоляю, не обращайте внимания на такую мелочь. Если я и предпринимаю меры предосторожности, то только для того, чтобы завтра при вашем торжественном въезде в столицу быть в состоянии ни на минуту вас не оставлять.

— Благодарю вас, Григорий Григорьевич, на вас всегда можно было положиться, и потому я никак не могу принять вашей отставки. Ваше желание удалиться от двора мне представляется невозможным. Вы нам нужны, не правда ли, милая княгиня?

— Раз вы так говорите, ваше императорское величество.

— А разве вы не присоедините своего голоса к моей просьбе, чтобы Григорий Орлов не оставлял дворца? Сейчас, как никогда, мне будут нужны верные люди.

— Несомненно, ваше императорское величество. Но я не видела нигде вашего брата, Григорий Григорьевич.

— А вот это вы должны спросить у меня, мой друг. Алексей Орлов отправился в Ропшу вместе с другими гвардейскими офицерами охранять бывшего императора.

— Охранять? Но от кого?

— Разве можно поручиться за единомыслие наших граждан? Среди них могут найтись и сторонники, и ярые враги бывшего императора. Алексей Григорьевич с товарищами должны предупредить любые нежелательные эксцессы.

— Но ведь для этого было бы достаточно простого караула.

— Не всегда, мой друг, не всегда.

Наш очень занемог, и схватила его нечаянная колика, и я опасаюсь, чтоб он сегодняшнюю ночь не умер, а больше опасаюсь, чтоб не ожил. Первая опасность для того, что он все вздор говорит и нам это нисколько не весело. Другая опасность, что он иногда так отзывается, хотя в прежнем состоянии быть…

А. Г. Орлов — императрице Екатерине II

Ропша, 5 июля 1762

Матушка милосердная государыня.

Как мне изъяснить описать, что случилось: не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину. Матушка! Готов итти на смерть; но сам не знаю, как беда эта случилась. Погибли мы, когда ты не милуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам вздумать поднять руки на Государя! Но, государыня, свершилась беда. Мы были пьяны, и он тоже. Он заспорил за столом с князем Барятинским Федором, но не успели мы разнять, а его уже не стало. Сами не помнили, что делали. Но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил, прогневили тебя и погубили души на век.