Кто ты, моя королева - Ольга Островская

– Получается, что могу. – неопределённо пожимаю я плечами, не зная, насколько откровенной я могу быть со своими телохранителями.

– Судя по вашему виду, это для вас тоже является новостью. Вам неизвестны ваши способности? Эти знания тоже забыты? – уточняет Герон.

– Да. Я ничего не помню об этом. – с облегчением киваю. Впрочем, логично, что мои телохранители должны знать, что я ничего “не помню” из своей прошлой жизни.

– Тогда советую вам как можно скорее поговорить с вашим супругом. Судя по всему, ваша магия возвращается, так что лучше и вы и мы будем знать, на что вы способны.

– Я так и сделаю. – киваю, а потом напоминаю. – Так что, насчёт вас с братом? Почему вы под иллюзией?

– Потому что мы не те личности, которым будут рады при дворе, даже в роли телохранителей. Его величество нанял нас с братом с условием, что по истечении контракта, нам будут прощены некоторые… прегрешения.

– Прегрешения? – осторожно уточняю я, боясь даже предположить, что именно он имеет ввиду.

– Да, ваше величество. Так уж получилось, что наш с братом род деятельности позволяет нам самым лучшим образом защищать, поскольку мы отлично знаем, как можно убить даже самый защищённый объект.

Капец! Это мне сейчас так непрозрачно намекнули, что меня охраняют настоящие наёмные убийцы? Мамочка дорогая!

Видя мои выпученные глаза, Герон иронично хмыкает и невозмутимо направляется к свёрткам.

– Я могу их развернуть, ваше величество? – уточняет с лёгкой насмешкой. Теперь хоть понятно, почему ему всё нипочём.

– Если нужно, то можете.

Я наблюдаю за скупыми уверенными движениями мужчины,когда тот ловко вскрывает упаковки. Будь это от моих настоящих родных, мне было бы неприятно, а так я всего лишь хочу, чтобы эта проверка быстрее закончилась и я могла бы наконец отдохнуть.

– Я рассказал вам это не для того, чтобы вы боялись, ваше величество. – подаёт он голос, пока мозолистые руки вертят небольшую шкатулку, потом открывают и перебирают какие-то мешочки. – А для того чтобы вы понимали, мы знаем от чего вас защищать. Данные вашему супругу клятвы не позволят нам даже помыслить причинить вам вред.

Первый шок уже прошёл и я начинаю видеть в этих словах рациональное зерно. Пожалуй, решение Яргарда мне даже кажется разумным. Особенно с учётом того, что неизвестно кто желает моей смерти, а эти товарищи явно никому не подчиняются, кроме него самого.

– Я понимаю. – мне даже хочется извиниться за слишком резкую реакцию, но я себя останавливаю. В исполнении королевы это будет странно.

Герон удовлетворённо кивает и вскрывает последний пакет. На свет появляется нежнейшее кружево молочного цвета. Мужчина осторожно проводит руками над тонкой тканью, чертя пальцами странные узоры и словно принюхиваясь.

– Эта сорочка сильно надушена, но я не чувствую яда. Это эфирные масла цветов мандории. – поясняет он, видя мой заинтересованный взгляд, и добавляет, когда я не проявляю признаков понимания. – Это растение довольно распространённое в Аргандии. Его иногда используют в парфюмерии.

Между мной и этим свёртком метра три, но даже здесь я чувствую этот аромат. Он, конечно, довольно приятен. Но зачем же так много и сильно? Такое чувство, словно на эту сорочку целый флакон вылили.

– Ничего ядовитого или магического в этих подарках нет. – сообщает мне Герон, опуская наконец деликатную вещицу обратно в пакет. А у меня даже нет сил этому смущаться. Подумаешь нижнюю сорочку щупал, я же её не одевала. И не факт, что одену. От такого амбре и угореть можно. – Сегодня ночью у ваших дверей дежурю я. Утром меня сменит Вайс. Если что-то вас насторожит, или вызовет опасения, или хотя бы тень тревоги, сразу же зовите. Спокойной ночи, ваше величество.

Ага, ага, спокойной. Мужчина наконец уходит, а я тру переносицу. Что-то мне так спать хочется. Едва удаётся сдержать зевоту. А ведь надо ещё Яргарда дождаться, нам действительно надо поговорить. Наверное стоит позвать камеристку, чтобы она мне крепкий чай организовала. Жаль ничего похожего на кофе здесь не водится. Зато зелий разных, хоть отбавляй.

Позвонив в колокольчик, решаю, что садиться и ждать, чревато тем, что меня окончательно сморит сон, поэтому решение разобрать эти самые подарки кажется мне отличной идеей. Первой попадается на глаза та самая сорочка. Аккуратно поднимаю нежнейший шёлк, украшенный очень красивым кружевом, больше похожим на паутину, чем на труд человеческих рук. Надо бы поинтересоваться технологиями этого мира. Взять вот, например, моё платье. Я, конечно, не очень разбираюсь в технологии изготовления ткани, но сомневаюсь что столь похожую на гипюр ткань можно создать вручную. А если и можно, то сколько же это труда. Или вот это чудо. Это же так красиво. Интересно от кого? Я опускаю шелковую вещицу на спинку диванчика, распрямляю складочки, а потом начинаю искать хотя бы намёк на отправителя. И нахожу маленькую записку, прикреплённую к внешней стороне обёртки. Бумажка прилеплена так хорошо, что едва получается её отцепить не порвав. Это кто ж так прятать записки умеет? Осторожно разворачиваю и вчитываюсь в ровные строчки, написанные красивым витиеватым почерком.

“Доченька, ты мне так давно не пишешь. Отец ничего не говорит, что с тобой, а я места не нахожу от тревоги. Отправляю тебе подарки и послание, которое можешь увидеть только ты. Милая, послушай свою мать, я понимаю, что тебе сложно ослушаться отца, в этом есть и моя вина, надо было воспитать тебя сильнее, но все эти политические игры не стоят человеческих жизней. Умоляю, помирись с мужем. Между вами связь, возможно вы её ещё не полностью уничтожили своей взаимной ненавистью, используй это. Замыслы твоего отца не доведут тебя до добра, уже сделали несчастной, не позволь ему погубить твою душу окончательно. Остановись, прошу тебя. Прошлого уже не вернуть, но можно исправить будущее. Не упусти свой шанс, я верю, что он у тебя ещё есть.

Кружева на этой сорочке я плела своими собственными руками, всем сердцем желая тебе женского счастья. Одень это и соблазни того единственного, кто может ещё тебе помочь.

Я люблю тебя Тэрэса Аннелия.

Твоя мама. “

Так сильно давит в груди. Мне безумно жаль эту женщину, что потеряла дочь, но даже не знает об этом. И скорее всего никогда не узнает. Читая эти строки, я не могу не думать о моей собственной матери. К горлу подкатывает удушающий комок и я хватаю ртом воздух, глотая жгучие солёные слёзы. Кажется, что лёгкие зажаты в тисках и сердце стучит, как ненормальное, пытаясь проломить клетку из ребер. Мне так больно, что я далеко не сразу понимаю, что задыхаюсь не только от рыданий. И лишь когда грудь раздирает от удушающего приступа кашля, до меня доходит, что я не могу сделать нормальный вдох. Каждый глоток воздуха наждачкой проходит через сжатые спазмом дыхательные пути, вызывая неудержимое желание кашлять. Отскакиваю от диванчика, но налетаю на столик, больно ударяясь бедром и едва не падая.

– Ваше величество, ваше величество, что с вами? – слышу голос Клодии и перепуганная камеристка возникает прямо передо мной.