Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре - Дорис Бахманн-Медик

считал давно назревшим еще в конце 1990-х годов: похоже, что в настоящее время категория «перевод» перемещается с периферии культурологии в ее центр.[692]

Было бы упрощением сводить такое расширение категории перевода лишь к постмодерным и постколониальным течениям. В первую очередь почву для переоценки процессов перевода подготовили, несомненно, постколониальные дискуссии – взламывая прочные идентичности, критикуя принцип бинарности в пользу гибридных смешений, производя перекартографирование центра и периферии. Это в существенной мере вывело из равновесия привычные европоцентристские переводческие направления – можно даже сказать, европейскую переводческую монополию.[693] К тому же в процессе глобализации возникают новые переводческие потребности – вопреки или скорее даже благодаря затяжной тенденции скрывать процессы перевода, происходящие в рамках международной коммуникации. Циркуляция по всему миру одних и тех же знаков, влияние мировых знаковых брендов («глобальных образов», global icons) на мир потребления и медиа, а также на глобальный товарооборот и так уже способствуют тому, что процессы перевода кажутся все более избыточными. При этом без них не обойтись – прежде всего, когда требуется проследить разрывы между глобальной сферой и теми или иными локальными случаями рецепции, заимствования, сопротивления или креативной модификации. В первую очередь возникновение новой оптики, связанной с категорией перевода, провоцирует политическая система координат. Решающими факторами здесь служат устранение прочных разграничений, преодоление антагонизма Востока и Запада, а также появление так называемых мультикультурных обществ, подверженных языковым конфликтам и дискриминации языков и культур меньшинств. Политика различия, идентичности и дискриминации, с одной стороны, и создания областей пересечения и зон контакта, с другой, вынуждают здесь больше чем где бы то ни было обращаться к процессам посредничества, позволяющим при помощи перевода развивать стратегии урегулирования конфликтов или успешной интеграции.[694] Но ведут ли набирающие по всему миру силу «партикуляризмы» к тому, чтобы через культурный перевод открыть, как полагает Борис Буден, «новую универсалистскую перспективу»?[695] Скорее, следовало бы исходить из нарастающей угрозы европейских/европоцентристских концепций, категорий, моделей и теорий. В любом случае их претензии на универсальность мир за пределами Европы все решительнее ставит под вопрос. Возможность их мирового распространения на основе универсализирующих переносов вовсе не бесспорна. Такое распространение должно, напротив, регулироваться переводами – и не односторонними, но обоюдными.

В особенности глобальные вызовы перевода, влияние английского языка как гегемонного языка мирового общения и сопутствующей ему неизбежной унификации, а также непрекращающиеся попытки озвучить и утвердить различия в возникающем мировом обществе играют решающую роль в появлении на свет переводческого поворота, делая перевод этнологически обогащенной социологической категорией и важной культурной техникой. В этом качестве перевод способен создать такие формы культурного контакта, которые противостояли бы сценарию конфликтного столкновения культурных блоков Сэмюэла Хантингтона.[696] Образуя контрперспективу по отношению к гипотезе Хантингтона о непереводимости,[697] категория перевода стала приобретать все большее значение в области культурной политики и международных связей. С одной стороны, принцип культурной переводимости утверждается в первую очередь на концептуальном уровне – как это происходит, к примеру, уже у Вольфганга Изера, который в статье «О переводимости» (1994) представил ставшую предметом любопытной дискуссии концепцию интеркультурности как некоего кибернетического процесса обмена через «рекурсивные петли» («recursive loopings»).[698] С другой стороны, на прагматическом уровне выстраивается противоположная концепция: перевод активирует такие техники диалога, которые совершенно осознанно рассчитаны на то, чтобы культуры пересекались, а культурные различия становились предметом осмысления.

Расширенное понятие перевода тем самым вторгается в область культурной теории. Именно там яснее всего проявляется его междисциплинарный потенциал, за счет которого и возникает переводческий поворот. Под силу ли ему в конечном итоге охватить процессы трансфера и обмена не только между культурами, но и между отдельными дисциплинами? Может ли перевод стать специфической моделью для диалога между дисциплинами? В любом случае категория перевода несет в себе большие методологические возможности – скажем, для развития междисциплинарных подходов или новой компаративистики, переосмысляющей метод сравнения культур в свете процессов перевода. Однако, чтобы масштабный переводческий поворот такого рода оказался возможным, необходимо пройти через различные вариации и сложности, связанные с культурологически расширенным понятием перевода.

2. «Культурный поворот» в теории перевода

Занимаясь теорией перевода и имея дело с текстами и речевыми высказываниями, невозможно не связывать переводы с практикой, социальным взаимодействием и культурной репрезентацией. Следовало бы поставить вопрос о форме, в которой эти тексты репрезентируют культурно-специфические действия, значения и картины мира. Этнология (или интерпретативная культурная антропология) доказывает, что делать выводы о культурных значениях можно исходя не из отдельных элементов текста, ключевых понятий или символов, но лишь из широкого контекста их использования в обществе и культурного самотолкования.[699] Ведь и текстуальный, лингвистический перевод не ограничивается переносом слов и понятий из одного языка в другой. Лишь включение их в чужие формы мышления, в культурные практики символизации и иные социальные «концепты» демонстрирует всю комплексность культурных переводческих связей.[700]

Чтобы конкретизировать такие культурно-специфические горизонты перевода, недостаточно указать на этнологические или культурно-антропологические методы контекстуализации (Гирц, Тернер), разработанные в интерпретативном и перформативном поворотах. Ритуалы, чувственные понятия и поведенческие модели чужих культур истолковываются теперь исключительно в соотнесении с культурными смысловыми взаимосвязями и общей структурой социальной организации общества. Тем самым перевод означает более широкий перенос чужих образов мышления, картин мира и дифферентных практик. Такого рода богатую контекстуализацию, включающую в себя и другие концепции перевода, Кваме Энтони Аппиа называет «насыщенным переводом» (thick translation)[701] – с отсылкой к «насыщенному описанию» Гирца. Насколько «насыщенный перевод» способен сохранить инаковость «чужого», демонстрируют американские переводы африканских устных и письменных тестов и пословиц. Под влиянием идей интерпретативной культурной антропологии не прекращаются попытки раскрыть ту или иную культуру целиком путем синекдохического трактования ее значимых частей для выявления более широких культурных смысловых взаимосвязей – однако текстовые переводы и их анализ способны более дифференцированно использовать методы контекстуализации.[702] С одной стороны, они тоже соотносят меньшие единицы, символы, формы обращения, нарративные модели и коммуникативные ситуации, с бо́льшими – историческими взаимосвязями, конвенциями и образами мышления, тем самым не только пробираясь к культурным смыслам, но и рискуя нарушить стабильность семантического окружения. С другой стороны, они могут внести некоторые уточнения в разговоры о культурном переводе, в самой постановке вопроса акцентируя внимание на его единицах и сопряжениях. Что подвергается переводу – целая культура или только культурные отрывки, отдельные ключевые понятия? Центральные практики или знаменательные события и сценарии? Какую роль играют культурпереводческие ожидания в таких формах, как конструирование инаковости «чужого», стереотипизация и экзотизация?[703]

Как видно, перевод текстов дает весьма важную пищу для