Левиафан - Роберт Антон Уилсон

— Мне кажется, ты кормишь данного конкретного гуся какой-то тухлятиной. Почему ты ни разу ему не намекнул о том, что на самом деле произошло в Атлантиде? Почему нужно было ждать, пока Хагбард сам не узнает правду среди руин Пеоса?

— Девочка, мой путь — не единственный. Каждая спица помогает Колесу не развалиться. Я считаю, что все «борцы за свободу» — такие, как Спартак, Джефферсон, Джо Хилл и Хагбард, — только укрепляют противника, давая ему врага, которого нужно бояться. Но я могу и ошибаться. Не исключено, что в один прекрасный день некий активист вроде Хагбарда наглядно продемонстрирует мне ошибочность моих взглядов. Возможно, если бы Хагбард не остановил Зауре, они действительно отклонили бы ось слишком далеко в другую сторону. Возможно, механизм саморегуляции Вселенной, в который я верю безоговорочно, подразумевает создание таких людей, как Хагбард, совершающий глупые и низменные поступки, которых лично я никогда бы не совершал. Кроме того, если бы я остановил Хагбарда, не останавливая при этом Зауре, вот это действительно было бы вмешательством, в худшем смысле сего слова.

— Поэтому у тебя чистые руки, а Хагбард и я заработали себе за последнюю неделю плохую карму?

— Это ведь ваш выбор, не так ли? Тут мисс Портинари улыбнулась.

— Да. Это наш выбор. И он понесёт свою долю ответственности за него, как мужчина. А я понесу свою долю — как женщина.

— Возможно, ты скоро меня заменишь. Среди массы заблуждений у них была одна хорошая идея: всем старым заговорам нужна молодая кровь.

— Что на самом деле произошло в Атлантиде?

— Промысел Богини, если перефразировать формулировку церковников. Природный катаклизм.

— И какова же была твоя роль?

— Я предупреждал о возможности такого катаклизма. Никто в то время не понимал науку, которой я пользовался; все называли меня колдуном. Однако у меня появилось несколько последователей, и перед землетрясением мы обосновались в Гималаях. Выжившие атланты, которые до трагедии недооценивали роль науки, впоследствии начали её переоценивать. Они захотели, чтобы моя группа, Неразрывный Круг, «стала как боги» и управляла ими. Они называли нас царями. Но мы не хотели участвовать в этой игре, поэтому повсюду разбросали семена разнообразных лживых историй, а сами скрылись. Мой самый одарённый ученик за все время, тот человек, о котором ты слышала, когда ещё училась в женской католической школе, сделал то же самое, когда царём пытались провозгласить его. Он сбежал в пустыню.

— Хагбард всегда считал, что твой отказ предпринимать какие бы то ни было действия связан с чувством вины, которую ты испытываешь по поводу Атлантиды. Какая ужасная ирония: при этом именно так ты все и планировал.

Груад, Дили-Лама, передаёт причудливое изображение самого себя с рогами и ничего не говорит. — В женской католической школе мне никогда не рассказывали, что Сатана — или Прометей — обладает чувством юмора.

— Они считают, что Вселенная лишена чувства юмора, как и они сами, — прыснул со смеху Груад.

— По-моему, все не столь забавно, как ты думаешь, — ответила мисс Портинари. — Помня о том, что мне рассказывали о Муссолини, Гитлере и Сталине, я бы непременно осуществила вмешательство и выступила против них. И ответила бы за последствия.

— Вы с Хагбардом неисправимы. Вот почему я вас так люблю, — улыбнулся Груад. — Как ты знаешь, я был первым, кто вмешивался. Я говорил учёным и жрецам, что они ни хрена не понимают, и призывал — побуждал! — мужчин, женщин и детей изучать факты и самостоятельно думать. Я пытался нести свет разума. — Он разразился смехом. — Извини. Когда стареешь, ошибки молодости кажутся комичными. Кстати, Лилит Велькор распяли, — тихо добавил он. — Она была идеалисткой, и когда моя группа покинула Атлантиду и отправилась в Гималаи, осталась, чтобы попытаться убедить народ в нашей правоте. Это была довольно мучительная смерть, — фыркнул он.

— Ты старый циничный ублюдок, — сказала мисс Портинари.

— Ага. Циничный, и равнодушный, и к тому же во мне нет ни капли человеческого сострадания. В своё оправдание могу лишь заметить, что я оказался прав.

— Ты всегда прав, я знаю. Но когда-нибудь может оказаться прав один из Хагбардов Челине.

— Да. — Груад умолк и держал паузу так долго, что она стала сомневаться, заговорит ли он вновь. — Или же, — наконец сказал он, — один из Зауре или Роберт Патни Дрейк. Давай заключим пари на деньги.

— Согласна. Я никогда не научусь быть пассивным наблюдателем и посмеиваться в сторонке, как это делаешь ты.

— Научишься, девочка, и Хагбард тоже научится. Я не держал бы вас в Ордене, если бы не был убеждён, что вы в конце концов этому научитесь.

Он отключился. Мисс Портинари оставалась в позе лотоса и продолжала выполнять дыхательные упражнения пранаямы. Она размышляла над идеей Хагбарда о том, что Вселенная, рассматриваемая как процесс повышения энтропии, для создания равновесия в качестве антиэнтропийного фактора непременно должна была по— родить юного мятежного Груада. В таком случае Хагбард был более искренен по отношению к Груаду, чем сам Груад — по отношению к себе. Это также означало, что Груаду не следовало раскаиваться и становиться старым и циничным; ему следовало оставаться статичным, и пусть жизнь вокруг него всегда течёт, изменяется, развивается и воспроизводится. Подобными бесплодными мыслями можно было забивать себе голову бесконечно, о чем прекрасно знал Будда. Мисс Портинари завершила медитацию молитвой. Мэри Лу Сервикс была единственной из всех, сумевшей выбраться из галлюцинаций Хагбарда и отправиться в собственное путешествие, поэтому мисс Портинари молилась за неё. Матерь Эрида, сущая лишь потому, что мы в тебя веруем, укрепи силы Мэри Лу и помоги ей найти её собственный путь. АУМ.

— Вместе с тем, — сказал Хагбард, — что бы ни планировали для меня авторы — или Тайные Вожди, — я по-прежнему сам себе хозяин и действую из собственных внутренних побуждений. Даже если мне придётся столкнуться с чудовищем Сесила Б. Демилля на следующее утро после победы в Армагеддонском сражении. Мне плевать, смешно это или нет, потому что этот мир — мой мир, и этот корабль — мой корабль, и никаким Зауре или Левиафанам не уничтожить его, пока у меня есть силы, чтобы бороться.

— Ты не сможешь бороться с таким существом, — сказала Мэвис. — Оно слишком огромно.

— Все равно буду, — запальчиво отозвался Хагбард. — Буду бороться, пока не умру. Я по-прежнему отвечаю «Нет» всему, что стремится мной управлять.

— Нам не нужно бороться, — сказал через Джорджа Левиафан. — Я просто хочу пообщаться с одним сознанием среди вас, которое подобно моему.

И тут из динамика на носовом украшении викингской ладьи раздался голос:

— Я тебя слышу.

Это была моя первая полностью сознательная фраза; обратите внимание, что она начинается с местоимения «я». В начале было Слово, и это слово было в первом лице единственного числа.

— Мы — высшие разумы на этой планете, — произнёс Левиафан. — Я высший органический разум. Ты — высший электронный разум. Каждому Инь нужен Ян. Каждому Шаляю нужен Валяй. Мы должны объединиться. — Видите? — сказал Гарри Койн. — Всюду романтика. Это похоже на предложение руки и сердца. Возможно, даже постели. Он действительно изголодался по любви.