Капкан на охотника - Оксана Семык

— Здравствуй, Танюша. Спасибо, что пришла ко мне тогда в больницу.

Так он запомнил!

— Не знаю, что было тому причиной, — продолжил Михаил. — Возможно, просто твоя жалость. Но, даже если так, то я всё равно готов получать по голове хоть каждую неделю ради удовольствия видеть тебя, — и он сделал изящный жест, как бы снимая воображаемую шляпу.

Глядя в его серые глаза с прыгающими в них весёлыми чёртиками, я улыбнулась и уже открыла рот, чтобы отшутиться, и вдруг внезапно вспомнила его, лежащего на больничной койке, с перебинтованной головой.

Я почувствовала, как у меня защипало в носу — только бы не расплакаться! — и вместо того, чтобы сострить в ответ, неожиданно для самой себя крепко сжала руку Михаила:

— Не говори так. Нельзя так говорить! Ведь тебя могли убить! Ты даже представить себе не можешь, как я тогда за тебя перепугалась!

Горло у меня перехватило, и голос осекся.

Лицо Михаила мгновенно стало серьёзным. Он склонился ко мне и внимательно заглянул мне в глаза:

— Это правда? Ты действительно так сильно переживала из-за меня?

Я опустила глаза и молча кивнула. Повисла пауза. Боясь поднять глаза на Михаила, я упорно рассматривала пуговицу на его пальто. Надо было решиться и попросить прощения, и я еле слышно произнесла:

— Прости меня.

— За что? — в голосе Михаила мне послышалось искреннее удивление.

— Это из-за меня ты провалялся в больнице две недели.

К Михаилу опять вернулся шутливый тон:

— Я тебя великодушно прощаю, но хотелось бы ещё узнать, кто это меня так отделал и почему. Или ты всегда так встречаешь своих гостей: чем-нибудь тяжёлым по затылку? Со мной в больнице беседовал следователь, но он был склонен больше задавать вопросы, чем отвечать на них. А тут такая возможность узнать всё из первых рук.

Михаил приобнимает меня за плечи:

— Ну-ка, рассказывай. Как пострадавший, я имею право всё знать.

Пар от его дыхания касается моей щеки. Его руку на моём плече я чувствую даже сквозь толстую куртку. Как тут можно собраться с мыслями, когда он так близко!

— Тебя ударил по затылку человек, который убил уже нескольких женщин и в тот момент собирался убить меня. И ему это чуть не удалось. В общем, это долгая история…

— А мы ведь никуда и не торопимся, правда? Обожаю долгие истории, — по-прежнему обнимая меня за плечи, Михаил подвёл меня к ближайшей скамейке.

Смахнув с неё снег, он усадил меня и, сев рядом, произнёс:

— Я весь превратился в слух.

Путаясь и сбиваясь под его внимательным серо-стальным взглядом, я, как смогла, изложила ход недавних событий. Михаил слушал, не перебивая. Лишь иногда, в самые драматические моменты моего рассказа его брови хмурились, и на скулах играли желваки.

— Но я до сих пор не могу понять твою роль в этой истории, — закончив своё повествование, перешла я в наступление. — Почему ты следил за мной? Почему ты ломился ко мне в дверь? Теперь твоя очередь всё объяснять.

Кожин откинулся на спинку скамейки, запрокинул голову, словно очень внимательно рассматривая что-то высоко в небе, и задумчиво произнёс:

— Я попробую, хотя, возможно, в моём поведении ты найдёшь мало логики. Не все свои поступки человек может проанализировать и объяснить…

Потом, словно решившись, он повернулся ко мне и, глядя мне прямо в глаза, заговорил:

— Знаешь, мне придётся начать с объяснения тебе в любви.

Я вспыхнула до корней волос и попыталась что-то сказать, но Михаил нетерпеливым жестом остановил меня:

— Да, это так. Я действительно влюбился в тебя, как мальчишка, с первого взгляда. Честное слово, со мной вот так, стихийно, это случилось впервые в жизни. Я пытался за тобой ухаживать. Думаю, я делал это довольно неуклюже, но, поверь, с самыми лучшими намерениями. И вдруг ты резко меняешься, начинаешь меня избегать. Ты становишься ужасно занятой по вечерам. Ты просишь не звонить тебе какое-то время. А я к тому моменту, уже основательно в тебя втюрившись, воображаю себе, что у тебя появилось новое увлечение. Я — прости меня — начинаю потихоньку за тобой следить. Но ты всегда одна, и рядом с тобой нет других мужчин. Я немного успокаиваюсь. Но постоянно думаю о тебе. Однажды, увидев тебя возле издательства, я решаюсь предложить тебя подвезти, но ты шарахаешься от меня, как от привидения. Ничего не понимая, чуть позже я звоню тебе, но ты бросаешь трубку. Я собираюсь поехать к тебе, чтобы объясниться. По дороге я попеременно то отказываюсь от этой затеи, то снова полон решимости поговорить с тобой. Когда я вхожу в твой двор, очередная волна сомнений захлёстывает меня, и я останавливаюсь под твоими окнами, колеблясь. Снова набираю твой номер. Нет ответа. Темнеет. У тебя загорается свет, но ты не отвечаешь на мои звонки. Я перехожу к решительным действиям. Поднимаюсь. Звоню. Ты не открываешь мне. Звоню опять. За дверью тишина. На меня находит какое-то остервенение. Я, кажется, даже колотил в твою дверь руками и ногами. Честное слово, я не всегда так себя веду. Но в тот момент мне вдруг показалось, что с тобой что-то случилось. И вдруг ты открываешь мне дверь и падаешь прямо в мои объятия. Тут уж я совсем растерялся, дотащил тебя до дивана, наклонился над тобой, пытаясь привести в чувство, и через мгновение получил по затылку.

— А я до последнего момента была уверена, что убийца именно ты, — вырывается у меня невольное признание.

— Благодарю покорно. Так вот, значит, какое впечатление я произвожу на людей, — реагирует Кожин.

— А что я должна была подумать, когда вдруг обнаружила, что ты следишь за мной? И надо же было так случиться, что именно на светлой «девятке»! Именно на такой машине, по показаниям свидетелей, ездил убийца. Кстати, оказалось, что у преступника «девятка» была вовсе не белая, а всего лишь светлого оттенка. Но я-то тогда этого не знала! А эта твоя странная реакция в ресторане при упоминании об интернете! Ты тогда так вышел из себя, что я ещё долго ходила с синими отпечатками твоих пальцев на своей руке.

Глядя мне в глаза, Михаил медленно взял мою правую руку, снял с нее перчатку, переплел пальцы своей правой руки с моими и, развернув так, что моя рука оказалась сверху, поднёс ее к своим губам.

Его горячее дыхание обдало костяшки моих пальцев, а потом он поцеловал тыльную сторону моей ладони. После этого Кожин не выпустил мою руку, а притянул ее к своей груди и засунул под пушистый шарф, выглядывающий между лацканами пальто, и прикрыл сверху своей рукой.

Я блаженно замерла, наслаждаясь теплом его тела и боясь поверить, что это происходит наяву.

— Прости меня, пожалуйста, за ту грубую вспышку, — произнес Михаил, продолжая ласкать меня взглядом. — Поверь, я действительно не хотел этого. Я тогда не сумел сдержать свои чувства, и сейчас очень жалею об этом. Ты заговорила про Интернет. Мне показалось, что ты сделала это не случайно, что это была злая шутка…