Под ударом - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
— Закрыть рынок?
— Возможно. Возможно. Только русские вряд ли рассчитывают на наш рынок — это первое. Мы никогда не имели с русскими сколь либо значимого торгового обмена. Если не считать зерна. И кстати, тут и есть наша уязвимость.
…
— Русские покупают наше зерно. Это высоко конкурентный рынок. Им ничего не стоит сказать — покупайте наши товары или мы откажемся покупать ваше зерно и будет покупать другое.
— Чье?
— Скажем, аргентинское. Аргентина с радостью примет предложение о товарном обмене — они не забыли наш отказ от помощи в восемьдесят втором. И про то, что мы предоставили англичанам некую помощь — они тоже, думаю, знают. Но главная цель русских — конечно же, Европа. Они находятся рядом друг с другом, в Европе полно сочувствующих, левых и просто открытых коммунистов. В некоторых странах они у власти. Расширение торгового обмена взамен конфронтации — это будет воспринято с радостью, тем более что русские тоже что-то будут закупать у Европы и это поддержит их промышленность.
— То есть?
— То есть русские поумнели. И это плохо.
— Но почему они не думали так раньше?
— Не знаю. Всему приходит свое время.
— И что нам делать?
Профессор повел плечами.
— Не знаю.
…
— Но на вашем месте я бы был настороже и готовился к неприятностям. До сих пор экспансия русских сдерживалась их неэффективностью. Они могли предложить учение, веру — но они не могли предложить товары, торговлю, чтобы богатеть обеим сторонам. Гуманитарная помощь не приносит богатства ни тому, кто ее дает ни тому, кто ее получает. Если же они смогут перезапустить свою промышленность и вывести на внешний рынок, хотя бы четверть того, что они построили — нас ждут нелегкие времена. Вот здесь.
…
— План производства полутора миллионов автомобилей в год одной модели. Если они начнут экспорт — то добавиться еще полмиллиона или миллион. Некоторые автомобильные концерны на Западе — производят меньше по всей линейке. Какую цену они смогут предложить на этот автомобиль на внешнем рынке?
— Видимо, низкую.
— О чем и речь. Ни один концерн не имеет подспорья в виде абсолютно свободного рынка объемом в миллион или полтора автомобилей в год.
— Если закрыть наш рынок?
— Как?
— Административно.
— Рынок третьих стран все равно не закроешь. Захотят Египет… страны Ближнего Востока… нет, это серьезно.
— Можно вопрос, профессор.
— Конечно.
— Почему вы сказали, что это по-сталински?
— А почему нет?
— Разве при Сталине не использовалось только… принуждение.
Профессор улыбнулся.
— Распространенное заблуждение. На самом деле — нет, не только. При Сталине было больше экономической свободы применительно к потребительскому рынку. Например, существовали артели — это кооперативы. Они продавали свою продукцию на рынках и платили налоги. От этого отказался уже Хрущев.
— Но почему?
— Сложно сказать. Согласно теории русских, они движутся по пути к коммунизму, и на этом пути товарно-денежные отношения должны отмирать, а не развиваться. То есть, чем более развита экономика, тем меньше в ней должно быть денег и денежных отношений. Это, конечно, противоречит всем экономическим теориям и просто здравому смыслу — но русские пытаются действовать именно так, пока могут. При Сталине они, кстати, действовали наоборот — Сталин печатал денег слишком много, насколько много, что в сорок седьмом он вынужден был провести конфискационную денежную реформу. Вам не скучно?
— О. нет, конечно.
Профессор уставился на него.
— У вас интересная фамилия, мистер…
— Да, мой дедушка был полковником царской армии. Мы вынуждены были бежать сюда через Стамбул, спасаясь от ужасов большевизма.
— Понимаю. Так вот, если экономическая политика Сталина была хотя бы логичной, увеличивая производство, он увеличивал и количество денег в обращении, причем даже с большим превышением — то Хрущев наоборот всеми силами сдерживал рост денежной массы и провел девальвационную реформу. А Брежнев — еще больше затормозил рост денежной массы, цены у него не менялись годами. До какого-то момента его спасали внешние поступления, но…
Профессор Улам постучал пальцем по папке с отчетом.
— Кем бы ни был автор этой программы, он явно понимает суть и смысл денег в системе. Он собирается пойти на то, на что, наверное, пошел бы и я — контролируемый рост инфляции для оживления потребительского спроса. И ему один шаг до понимания истинной роли долга в экономике. Так что я бы присмотрелся …
…
— От этого парня можно ждать проблем.
СССР, Ленинград. 21 января 1989 года
Поскольку Натирбофф — один из немногих, кто знал Арлекина лично — был засвечен и больше не мог появляться в СССР — Роберт Гейтс был вынужден вылететь в СССР лично, что само по себе было крайне чреватым делом. Особенно сейчас, когда в Кремле победили сталинисты — хардлайнеры, а главой КГБ был азербайджанский судья, про которого в ЦРУ знали много недоброго. В отличие от интеллектуала Андропова, слушавшего Высоцкого у костра на Кавминводах — этот не остановится перед убийством. Ни перед одним, ни перед многими.
Еще опаснее было лететь без дипломатического паспорта. Конечно, сам по себе диппаспорт мало что дает, в каких-то обстоятельствах он даже вреден — как кровь в воде в месте полном акул. Но тем не менее, он дает хоть какую-то уверенность, что ты не сгниешь в подвалах Лубянки.
Гейтс оформил себе отпуск для медицинского обследования. Вылетел в Даллас, там поменял имя и вылетел в Лос-Анджелес. Там он снова сменил документы — теперь он был неким Александером Бергом, профессором философии. В Голливуде — опытный стилист, который только что освободился от съемок Рэмбо-3 поработал с ним, изменив его внешность настолько, насколько это возможно и показав, как поддерживать ее. Хороший русский Гейтса — Берга был объясним тем, что его прадед был русским, бежавшим от коммунистической тирании. Человек по имени Александр Берг — действительно существовал.
За свои деньги — Гейтс купил тур в Ленинград через Хельсинки. Он не собирался предъявлять расходы в бухгалтерию, потому что у него было подозрение, что в бухгалтерии ЦРУ окопался крот. Только так можно было объяснить многочисленные провалы по самым важным операциям ЦРУ. Крота искала внутренняя контрразведка во главе с Олдриджем Эймсом. На самом деле кротом был сам Эймс, но тогда никто этого не знал.
Уже как Берг — Гейтс перелетел в Вашингтон и там взял билет до Хельсинки с пересадкой во Франкфурте. До
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!