Хонас и розовый кит - Хосе Вольфанго Монтес Ваннучи

соображений. Если же думать о корнях, то академий кечуа или гуарани [31] не существует.

Моя теща была утонченной натурой, которую, однако, больше ценили за красоту, чем за изящество. Она заблуждалась, когда объясняла свой общественный успех хорошими манерами. На внешность ставки она не делала, поскольку менялась в зависимости от условий. Сегодня она предстанет элегантной дамой, завтра – знающей жизнь плутовкой. Издалека она излучала чувственную недоступность обнаженной скульптуры. Вблизи грациозность превращала ее в простую приятную женщину, которую хотелось ущипнуть, как спелый плод манго, но никто не смел реализовать намерение, поскольку ее ясный холодный взгляд подвергал цензуре любые действия собеседника. На ее лице часто выступала испарина. «Моя кожа моложе меня на десять лет», – любила она повторять, хотя годы ей никто не прибавлял. Однако со стороны она казалась женщиной, находящейся в непростом возрасте. Окружающие подозревали, что вследствие возрастного кризиса она будет флиртовать со всяким приблизившимся к ней молодым человеком. Ира их разочаровывала. Ко взрослым мужчинам она демонстрировала безразличие, с детьми и стариками заигрывала, как изнеженная кошка.

Флорес, другой юрисконсульт, поначалу столбенел при виде Иры. В течение рабочего дня он заходил к ней в кабинет так часто, что Ира наконец обратила на него внимание. «Доктор Флорес, вам так нравится этот кабинет, что я готова вам его уступить. Не хотите поменяться?» Ира его презирала, поэтому не упускала возможности раскритиковать его работу и разнести в пух и прах его мнение. Флорес же выслушивал замечания с наслаждением, для него любое слово Иры было драгоценно.

Теща прошла службу в двух десятках организаций помощи ближнему. Она была ветераном филантропии, однако никто не подсчитывал ее боевой стаж. Стоило предположить, что в строю она лет тридцать, как она возмущалась. «Люди подумают, что я старуха», – отвечала она. Ира напрочь забыла, когда начала участвовать в благотворительных кампаниях, и не собиралась выяснять это. Она терпеть не могла журналистов, жаждущих конкретных цифр. Ей казалось, что подсчет времени – занятие малодостойное. Натуры возвышенные, подобно богам Олимпа, обитают во вневременных измерениях. А благородство каждого из них измеряется числом совершенных подвигов. Поэтому количество взваленных на себя дел в памяти у Иры не умещалось, равно как и в ежедневнике. Она прославилась привычкой не приходить на собрания, забывать оплачивать членские взносы и даже срывать своим отсутствием публичные мероприятия, на которых являлась главным оратором. При этом никому в голову не приходило обвинять ее в бездельничестве. По всей видимости она без всякого злого умысла ушла с головой в бесчисленные мелкие хлопоты. Единственным местом, куда она не опаздывала, был ЦПН – Центр помощи нуждающимся. Бедняки возвели ее в ранг бессменного директора и считали своей богиней. Никто не понимал, общественная это организация или частная. С одной стороны, правительство оказывало ей экономическую поддержку, с другой, центр работал как частный, поскольку ни перед кем не отчитывался о расходах.

– Чем здесь люди заняты? – спросил я.

– Мы организуем кампании, – объяснила Ира.

Усмехаясь, Флорес заметил:

– Забавно, сначала ты подписываешь трудовой договор, а потом выясняешь, чем занимаешься. А что, если мы тебе сейчас скажем, что торгуем сиротами?

– Флорес, замолчи. Веди себя прилично. У нас профессиональная беседа, – напомнила Ира и продолжила: – Мы устраиваем кампании, если случится какая-то беда, наводнение, например, тогда мы готовим благотворительные балы, народные гуляния…

– Какое интересное занятие. Пока кто-то страдает, мы пляшем, – подумал я вслух.

– Не шути так. Развлекаются другие, мы собираем деньги, чтобы помочь пострадавшим.

– И часто находится повод запустить кампанию?

– Слава богу, практически каждый день разыгрываются трагедии, причиняющие страдания людям и требующие нашего вмешательства, – подтвердила она.

Самый опытный специалист ООН возглавил бы кафедру, поработай он неделю в ЦПН. Увешанные детьми нищие женщины, мечтающие приучить свое потомство к государственной груди. Инвалиды, смирившиеся с утратой остатков здоровья и не думающие лечиться самостоятельно в надежде на бесплатные лекарства. Младенцы, появляющиеся в темных закоулках, как грибы после дождя.

Меня предупредили, что в центр наведываются прохвосты, притворяющиеся бедняками. Поэтому мне следовало требовать у новых клиентов подтверждения нехватки средств к существованию.

Встречи с ними проходили в тесном помещении.

– Я занимаюсь техническими вопросами, – объяснил я мужчине с бородой и седыми волосами. – И чтобы оказать вам поддержку, мне необходимо увидеть вашу справку о бедности.

– У меня ее нет. Я слышал, ее выдает судья, но у меня нет денег, чтобы заплатить за нее.

– И что вы предлагаете мне делать?

– Оцените мое состояние на глаз, как заправский врач.

– Разумное предложение. Помогите мне отыскать в вашей внешности признаки бедности.

– Я одет в лохмотья, присмотритесь к моей одежде.

– Это ненадежные данные. Одежду можно одолжить.

– Так и есть. Я настолько нищий, что даже это рванье на мне чужое.

– У вас есть чесотка, вши, клещи?

– Ничего такого нет.

– Вы потеряли несколько баллов. Не следует так часто мыться. Коллеги говорят, что нищие избегают контакта с водой. Злоупотребляете алкоголем?

– Я не пью, мне нельзя по состоянию здоровья.

– Пожалуйста, соберитесь! Если я не обнаружу ни одного признака бедности, я не пойду на нарушение предписаний.

– Какой признак вам нужен?

– Алкоголизм. Туберкулез. Бродяжничество. Избиение жены. Детоубийство. Изнасилование собственной дочери.

– Я страдаю простатитом. Подойдет?

– Нет, это буржуазное заболевание.

– Самое очевидное подтверждение моей нужды – отсутствие денег в кошельке. Я уже забыл, какого цвета у нас купюры.

– Я тоже… Так и быть, я выдам вам справку о бедности, такую же, какую выдает судья, чтобы коллеги из других отделов не чинили вам препятствий.

Флорес догадался, что я облегчал задачу клиентам, и пожаловался на меня Ире. Она пригласила нас в приемную на разговор. Обвинения в мой адрес она слушала нетерпеливо.

– Флорес, представьте доказательства того, что доктор Ларрива нарушает правила, фальсифицирует документы и потакает мошенникам.

– У меня нет доказательств.

– И как, вы думаете, мне следует распутывать это дело?

– Все решит мое слово против слова доктора Ларривы. Вы поверите тому, кто выдает липовые справки, или своему давнему сотруднику? Я верю в ваше чувство справедливости и не сомневаюсь, что его не притупят семейные связи между вами и новым юристом, – заявил лицемер Флорес.

– Я не доверяю тем, кто радостно фабрикует доносы, не подкрепляя их фактами, – твердо заявила Ира.

– Не ссорьтесь из-за меня. Флорес прав. Я пренебрег некоторыми бюрократическими условностями, потому что не могу выставлять вон людей, нуждающихся, по моему мнению, в помощи.

– В таком случае вы уволены, – вынесла приговор Ира.

– Браво. Безответственные инициативы нам ни к чему, – выразил свое мнение Флорес.

– Кого я только что уволила, так это вас, доктор Флорес. Вы показали