Лучший день в году - Галина Владимировна Романова

Он вел машину, сам не зная куда. Ловил какие-то ямы, пересекал сплошные. Он просто ехал и слушал ее.

– Если учесть, что женщину повесили восемь лет назад, что не она сама, то… То кому она мешала?! Мужу? У него алиби! Подруге? Этой самой, что теперь вдовца утешает? Так она была замужем. Слуша-а-ай… – ахнула Света и за горло схватилась, будто ей было трудно дышать. – А что, если эта повесившаяся…

– Алина ее звали.

– Да, да, Алина! Что, если у нее был роман с мужем подруги? И она от него была беременна в тот момент, когда погибла?!

– Господи! Свет, извини, но ты просто из-за Степки, из-за его похождений такие истории выдумываешь! Две семьи, и в них все спят друг с другом! Так получается? Ничего святого?! – Копылов скривил рот. – Это мерзко!

– Да! Но это многое объясняет!

– Что же? Что Гена, наш вдовец неутешный и рогоносец, попутно убивает чьими-то руками свою жену, потом с благословения подруги своей жены убивает своего партнера, являющегося его соперником, каким-то образом. И опля! Несчастные воссоединились! А виновные наказаны. Так, что ли?

– Приблизительно.

– А бывший сотрудник прокуратуры тут каким тогда боком? Он же был у бывшей жены Ильи!

– А если нет?

– А кто тогда?

– Не знаю. Высокий блондин. Симпатичный.

– Если намекаешь на Гену, то он знал адрес своего деверя. Ему к ней идти не зачем.

– Да, незадача, – Света покусала губу. И вдруг снова воодушевилась: – А если это все же был Савельвев? Чтобы запутать следы, он показывает ей липовое удостоверение. Возможно, оно когда-то попадало ему в руки и…

– Света, она не узнала его по фотографии. Ей показывали фотографию Геннадия, она его не узнала.

– Фотографии той восемь лет, – надулась Света.

– Согласен, – не стал спорить Копылов, он сам об этом думал. – Давай не станем спорить. Завтра сядем и спокойно все взвесим. Кто, говоришь, мне звонил?

– Какая-то тетя Таня, – подергала Света плечами. – Голос старый. Не помнишь?

– Не-а. – Он и правда не вспомнил. – Давай-ка наберем старушке, чего она хотела то?..

Илья спал. Его в последние дни все время клонило ко сну.

– Это ты выздоравливаешь, – радовалась Женька и целовала его в лоб, как покойника.

Он злился, заставлял целовать себя в губы. Женя с радостью подчинялась, и еда, которую она теперь без конца готовила выздоравливающему Илье, непременно подгорала, убегала на плиту, выкипала. Приходилось начинать все заново. Но она не роптала. Она вообще готова была начать всю жизнь заново, не то что суп какой-то второй раз сварить. И он готов был. И не просто готов, он уже ее начал – новую жизнь. И ему в ней все нравилось. Нравилось, как пахнут накрахмаленные наволочки, как ползет над рекой туман, как покрывается росой мохнатая ромашка в палисаднике. Единственное, чего ему не хватало, – это фотокамеры и покоя. Второго лишал крохотный пластмассовый квадратик, лежавший на подоконнике под цветочным горшком. Он даже не подумал его перепрятать, так противно было к нему прикасаться. Стоило вспомнить обо всем, так жить не то что по-новому – вообще не хотелось!

Больше всего ему хотелось сейчас исчезнуть! Просто испариться не из города – нет, а из воспоминаний людей, испортивших ему жизнь. Чтобы забыли они о нем навсегда. И не вспоминали, ни в самые лучшие, ни в самые худшие свои дни. Просто нет его – и все!

По его шее проползло что-то ледяное. Илья вздрогнул, а губы расползлись в улыбке. Женька! Снова Женька хулиганит. Приехала из магазина, руки, как всегда, ледяные, вот она и…

Неожиданно ему сделалось трудно дышать, и лишь мгновение спустя он понял, что пальцы на его шее не Женькины. Они много сильнее, грубее и жестче. Прежде чем открыть глаза, он понял с обреченностью приговоренного – все, это конец. Его нашли!

– Лежи тихо, паскуда! – приказал мужской голос.

Илья его не узнал. Он и свой голос не узнал с перепугу, когда сдавленно просипел:

– Хорошо.

– Вот и ладненько. Глазки-то открывай, тебе же не глаза в больничке вырезали, так?

– Желчный, – снова просипел Илья и предупредил: – Я сейчас задохнусь.

Хватка чуть ослабла. Мужик хмыкнул, потом заворочался и рывком поставил Илью на ноги. Операционный шов, о котором он в последние дни почти не вспоминал, тут же заныл снова.

– Чего тебе? – захныкал Илья.

Одна рука у него была завернута за спину, и это было больно, второй он пытался держаться за мебель, когда незваный гость поволок его к окнам.

– Ты знаешь, что мне нужно, – проговорил мужик, высматривая что-то в окне. – Давай, и побыстрее. Иначе я тебе шею сверну прямо сейчас. Мне терять нечего. Все уже потеряно.

Горечь, сквозившая в голосе, могла растрогать кого угодно, но не Илью. Ему было не до сострадания. У него все тряслось от страха. И все время казалось, что шов на животе лопнул и кишки вываливаются и волочатся по полу, мешая ему идти. Ноги в чем-то заплетались, черт побери!!

– Где это, Илюша?

В спину Ильи что-то уперлось. Наверняка ствол, Господи, спаси!!

– А если я отдам тебе это, ты не убьешь меня? Не убьешь??

Илья снова споткнулся и решился все же опустить глаза вниз. Простыня, чертова простыня мешала ему идти. Взбрыкнув пару раз, он избавился от пут и двинулся к подоконнику, взял флэшку из-под цветочного горшка и протянул ее за спину со словами:

– Здесь все.

Флэшка исчезла из руки, последовал удар под коленки, заставивший Илью присесть на стул. Давление чего-то твердого в спину усилилось.

– Ты ведь теперь не убьешь меня, нет?! Мне так страшно, что я могу описаться! – И он нервно захихикал. – Так страшно!

– Поживи пока, – на плечо легла жесткая ладонь, потом и на второе, прижимая Илью к стулу. – Сейчас мы подождем кое-кого.

– Кого? – дернулся Илья и тут же дернулся вторично от удара тупым предметом в затылок. – Больно же! Не трогай Женю! Она не виновата, она просто влюбилась в меня как кошка! Не трогай ее.

– Мы подождем кое-кого, а потом поедем все вместе, ту-ту… Ту-ту… – проговорил мужчина, будто и не слышал его.

Иван Митрофанович понял, что опоздал, метров за пятьдесят от дома Жени. Понял по распахнутым дверцам автомобиля, брошенного поперек дороги. По незапертой двери дома. И по дикому бабьему вою, бьющему по перепонкам.

– Все, брат, опоздали мы, – печально качнул головой Иван Митрофанович. – Думаю, что опоздали.

– А чё, помер, что ли, кто? – Таксист вытянул шею в сторону дома, глянул на пассажира с опаской. – Тебя подождать, нет?

– Да подожди. Чего теперь терять-то! – Он заглянул в бумажник. – Уж и так почти всю пенсию прокатал. А толку – ноль.