Кошка в сапожках и маркиз Людоед - Ната Лакомка

- Тогда…

- Будете щеголять по морозу в вашей тряпичной обуви, - он опять перебил меня, - заболеете. А мне не хочется, чтобы вы слегли с воспалением лёгких или поскользнулись и упали, переломав рёбра.

- Какая забота! – саркастически восхитилась я. – К вашему сведению, я сама могу купить…

- В Шанталь-де-нэж нет сапожников, - он перебил меня в третий раз, и я чуть не топнула ногой в сердцах. – Сапоги тачают в соседней деревне.

- Я сама могла съездить туда и купить…

- Туда сейчас можно пройти только пешком. По горной тропе. Три мили. Вы могли бы только слететь с обрыва ласточкой.

- Прекратите меня перебивать! – возмутилась я. – Что за отвратительные манеры!

- Простите, виноват, - сказал он без тени раскаяния и потянул листы, которые я продолжала прижимать ладонью.

Отпустив их, я некоторое время смотрела, как маркграф складывает бумагу в папку, а потом спросила:

- И кто же ходил в соседнюю деревню?

- Я ходил, - коротко ответил Огрест, зачем-то открывая и закрывая пустую чернильницу.

- И угадали мой размер?

- Замерил ваши домашние туфли, только и всего.

- Заходили в мою комнату? – догадалась я. – Да вы отменный нахал, ваше сиятельство.

- Вы живёте в моём доме, - напомнил он.

- Ах да! Благодарю, что не дали об этом забыть!

Он помолчал и сказал, с усилием посмотрев мне в лицо (как и положено вежливому человеку):

- Вы зря сердитесь. Я не думал вас обидеть. Просто не хочу, чтобы вы заболели. Пока вы работаете на меня, я отвечаю за вас. И забота о вашем здоровье и благополучии входит в мои обязанности.

- Какие благородные слова, - я не удержалась и поджала губы, но потом кое-что пришло в голову, и злость испарилась, как по волшебству. – А вы раньше заходили в мою комнату, месье? До того, как замеряли мои туфли?

- Кому-то надо чистить камин в вашей комнате, - сказал он, будто оправдываясь. – У Лоис и так много дел, Персиваль ухаживает за лошадьми.

- Дрова?.. – спросила я.

- Да, приносил вам дрова, - признал он и поинтересовался, не скрывая усмешки: - Это преступление?

- Ладно, - сменила я гнев на милость. – Сапоги я приму, потому что здесь, и правда, холоднее, чем я рассчитывала. Но с первого жалованья отдам вам стоимость обуви. Вычтите, сколько потратили.

Я гордо повернулась и пошла к выходу, но маркграф окликнул меня.

- Кэт! – позвал он, и это прозвучало как-то необычно, как-то странно, как-то… очень близко.

- Да? – я оглянулась, будто меня потянули на невидимой верёвочке.

- Мне не хотелось бы брать с вас деньги за сапоги, - сказал Огрест, открыл и закрыл чернильницу, открыл и… уронил хрустальную крышечку, разбив её на две части. – Считайте, это подарок, - он бросил осколки в корзину для бумаг. – Подарок от чистого сердца, безо всяких намёков.

- Какая честь, - сказала я, не торопясь благодарить.

- Вы поладили с Марлен, - он говорил, подбирая каждое слово. – Вы большая умница, что нашли к ней подход. Поэтому… подарок, - он закончил и даже выдохнул с облегчением, будто справился с трудной и ответственной речью.

- Чудесный комплимент, - заметила я. – Это ведь был он?

И тут маркиз Людоед покраснел, как вишенка на торте. Покраснел так густо и мучительно, что я сразу простила ему ворчание и бестактность. Потому что это было очень мило - когда взрослый мужчина смущался, как мальчишка. И вряд ли мужчина-мальчишка мог сделать что-то непристойное или оскорбительное.

- Хорошо, пусть будет подарок, - согласилась я и не смогла сдержать улыбки. – Но я приму его только с одним условием. Вернее, с двумя условиями.

- Какими? – спросил он, настороженно.

- Во-первых, вы съедите кусок торта и выпьете чаю. Я испекла вкусный торт, вам обязательно надо его попробовать. А во-вторых, завтра у нас будут гости, опять придёт мадемуазель Дайана с подругами, и вам не следует убегать из дома в это время. Вы – хозяин, и вы должны проявить вежливость, позаботившись о гостях.

- Я не хотел бы… - начал маркграф, морщась, как от лимона.

- Возражения не принимаются, - тут уже я перебила его. – Или верну вам сапоги и буду ходить в своей тряпичной обуви. Простужусь, и моя смерть будет на вашей совести.

Он вяло махнул рукой, что одинаково можно было понять, как согласие и как разрешение на смерть от простуды, но уточнять я не стала.

- Вот и договорились, - сказала я и сделала книксен, прежде чем выйти из кабинета.

Я вернулась в свою комнату, закрыла дверь и поймала себя на том, что улыбаюсь.

Подарил сапоги… Ох уж этот бука-маркграф! Кто мог подумать, что он потащится в снегопад в горную деревушку, чтобы уберечь меня от простуды?

Не удержавшись, я сразу же примерила сапоги. Ногам в них было так же тепло и уютно, как человеку в лисьей шубке. Так и хотелось притопнуть крепким каблуком и пуститься в пляс.

Приподняв юбку до колен, я любовалась новой обувью – пусть и не красные, но эти сапожки были ничуть не хуже столичных.

К тому же, это – подарок…

Я остановилась, глядя в стену и ничего не видя. Боже, как милорд Огрест мило смущался, разговаривая со мной… И не менее мило краснел… Ты же не глупышка, Кэт, ты всё прекрасно понимаешь…

- Конечно, понимаю, - тихонько напомнила я себе и встряхнула головой, прогоняя ненужные мысли о душке-Людоеде. – Всё дело в том, что барышня Ботэ, приехавшая из столицы, самая подходящая партия для провинциального маркграфа. Но мы-то знаем… - я вздохнула, разулась и села на кровать, положив кулинарную книгу себе на колени.

Конечно, мы-то знали, что барышня Ботэ – вовсе не родственница виконтессе. И что в родне у этой самой барышни полно мельников, батраков, есть даже водовоз, но нет ни одного, самого захудалого графа или барона. Вряд ли у милорда Огреста появились бы романтические чувства, знай он, что его гувернантка – младшая дочь мельника из безымянной деревушки. По сравнению с такой родословной даже Дайана Миттеран выглядит особой королевских кровей. Подумаешь, отец – бывший торговец зерном... Сейчас-то он уважаемый человек, зажиточный, успешный, и дочка у него – образованная и утончённая особа. И белокурая, к тому же. Когда у женщины золотистые волосы и нежный румянец – это выглядит так аристократично…

Посмотрев на себя в зеркало, я скорчила гримасу – скосила глаза к носу и высунула язык. Да, на моей физиономии нежного румянца не будет никогда, даже если пить уксус и прикладывать к коже ломтики лимона. Хотя, Марлен тоже румяная, как яблоко, а она ведь самых благородных кровей. Получается, главное препятствие в акциях, домах на площади и приданом.

Как всё несправедливо…