Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

Видя, что у племянницы вот-вот брызнут злые слезы, адмирал внезапно отбросил оружие, ловко увернулся от очередного выпада и со смехом прижал девушку к себе, звучно расцеловав в обе щеки. Оторванная от земли, Ланка чисто по-женски взвизгнула, выронила клинки и замолотила по спине герцога кулачками. Рене что-то сказал, и принцесса звонко рассмеялась.

Вскоре оба стояли рядом с Марко, она — тяжело дыша и утирая принесенным служанкой шелковым платком выступивший на лбу пот, он — как ни в чем не бывало, только голубые глаза светились чуть ярче обычного. На счастье, мимо проходил слуга с подносом, на котором были фрукты и два высоких запотевших кубка. Ланка, недолго думая, цапнула один из них — заметив, что, кому бы они ни предназначались, вряд ли тот испытывает бо́льшую жажду. Марко, воспользовавшись случаем, схватил второй. Красное терпкое вино приятно освежало.

— Друзья мои, вы не правы, — укоризненно заметил Рене. — Нет чтобы уважить старость.

— Старость! — хмыкнула Ланка. — Когда вы ее почувствуете, то забудете это слово. Вот как граф Ракаи. Сколько помню его, все говорил о себе «старик Ракаи». Это когда у него по любовнице на каждой мельнице было… А как дела под горку покатились, так сейчас и сам себя Лайошем называет, и от других того же требует… И вы такой же, и вообще все мужчины…

— Верно, потому что женщины даже в двадцать лет стараются показать, что им пятнадцать, — парировал Рене, отбирая у племянницы кубок.

— Э, дядюшка, — Марко решил присоединиться к общей беседе, — вы языком не хуже, чем шпагой, орудуете.

— Стараюсь. Хотя язык — оружие не самое честное. Убитых словом поболе, чем кинжалом. Особенно в спину…

1

— Вы можете остановиться в «Счастливом паломнике», — объяснил Феликс. — Это очень неплохая гостиница, но я был бы рад видеть вас своим гостем.

Предложение эльф принял с радостью: он доверял секретарю Архипастыря, и к тому же этот человек был посвящен во многие тайны.

Феликс привел гостя в свое обиталище, предложив чувствовать себя как дома, и вернулся к своим обязанностям, сказав, что явится сразу же по окончании вечерней службы. Роман остался один, чему был скорее рад. После откровений Архипастыря голова барда шла кругом. Он не мог отогнать ощущение, что Филипп подводит его к какому-то выводу, столь невероятному и кощунственному, что Архипастырь не желает произнести его вслух.

Либер распахнул окно. Комнаты секретаря находились в угловой части массивного высокого здания, откуда открывался изумительный вид на тонувшую в пышной летней зелени Кантиску. Резиденция Архипастыря располагалась на одном из двух по-настоящему высоких городских холмов, и с высоты монастыри и храмы казались островами и островками, разделенными вымощенными серовато-серебристым камнем извилистыми улочками. Высокие башни и купола навевали мысли о величии Триединого и ничтожности человеческой жизни.

Взгляд Романа скользил все дальше, пока не уперся в широкий тракт, по которому он несколько часов назад въехал в Святой град. Там, на востоке, остались Таяна с ее странными обитателями и приютившая Анхеля Светлого Лидда…

Роман смотрел на дорогу и вспоминал людей, умудрившихся в считаные дни стать близкими. Огненная Ланка, желчный и смелый король Марко, простодушный младший принц, несгибаемый Стефан и, конечно же, Рене, каким-то образом причастившийся магии темных эльфов… До разговора с адмиралом Рамиэрль мало задумывался о пошедших по пути Тьмы сородичах. Отчего-то он был уверен, что мало кто из отступников пережил войну, которую они же и развязали. Они ли?

Оторвавшись от окна, эльф окинул взглядом жилище бывшего рыцаря. Ничего лишнего. Только кувшин с колючей веткой, усыпанной какими-то красными ягодами, и несколько икон в углу. Бард отыскал Циалу и Эрасти. Монастырский живописец, безусловно, свое дело знал, изображения были выполнены превосходно, но после прогулки в потайную комнату канонические лики воспринимались как чучело рядом с живым зверем.

Скользнув равнодушным взглядом по целомудренно потупившей глаза Циале Благословенной и ее белым одеждам — с трудом верилось, что подобная ледышка смогла покорить Проклятого, — эльф принялся рассматривать Эрасти. Тут «подправили» только выражение лица. На Романа смотрел фанатик, с восторгом собирающийся принять мученическую смерть. Всмотревшись, либер отметил еще одну особенность: изменилось положение рук. Если на прижизненном портрете Эрасти в явном раздумье снимал перстень с пальца, то на иконе кольцо прочно сидело на руке. Художник, умело воспользовавшись игрой света и тени, сделал черно-лиловый камень центром картины. Ах да, конечно! Именно это кольцо осталось на отрубленной руке, присланной Анхелю безбожным королем Оргондии…

Внезапно в голове всплыла старая эльфийская баллада, в которой говорилось о том, как один брат предал другого. Запомнил ее Роман только благодаря странной ритмичной мелодии, попадавшей в такт ударам сердца. Нельзя сказать, чтобы песня барду нравилась, в ней не было ни легкости, ни изысканности, но забыть ее не получалось. Услышал бард эту балладу от одного из Преступивших. Была осень, они сидели у огня и спорили об искусстве. Речь, насколько помнилось барду, шла о том, можно ли почитать таковым вещи, не соответствующие канонам красоты. Именно тогда Менкалино, единственный из Преступивших, обладавший хоть каким-то слухом, запел.

Роман не вспоминал о странной песне добрых две сотни лет, но сегодня рваный ритм бился и гремел в ушах, доводя до исступления. Прижав пальцы к вискам, бард опустился на узкую койку, пытаясь вспомнить единожды слышанные слова. Почему-то это стало очень важным. Наконец в мозгу всплыло несколько строф:

…И тут Император слышит посла:

Ярче, Луна, свети!

«Ты властен избавить мир ото зла!»

Ветер в кронах затих…

«Мой брат ко Тьме повернул лицо, —

Ярче, Луна, свети!

Но он узнает это кольцо.

Ветер в кронах затих…

Скажи ему — я на помощь лечу,

Ярче, Луна, свети!

И он пойдет за тобой к палачу.

Ветер в кронах затих…

А твой король за столь щедрый дар —

Ярче, Луна, свети! —

Отдаст мне герцогство Достарбар.

Ветер в кронах затих.

Но это тайною быть должно,

Ярче, Луна, свети,

И да исполнится, что суждено».

Ветер в кронах затих…

«С условием мой согласен король.

Ярче, Луна, свети!

За брата получишь ты полной ценой».

Ветер в кронах затих…

И вот посол торопит коня,